Но однажды утром, еще не продрала глаза, тяну руку за телефоном на тумбочке, и понимаю, что нащупываю руку человека, такую холодную ладонь, – сон слетел с меня как пластырь, – передо мной стоит этот, простите, Костик. Поднялся в мою спальню, стоял и молча глядел на меня спящую. Выдохнула. Ну это уже слишком.
– А ну, марш отсюда, гаденыш!
Что я еще выкрикивала, не помню. Но наорала на него, вытолкала его в спину, и смотрела, пока он не зашел к себе в дом. Аутичный какой-то пацан у них.
Раз поздно вечером, где-то около 23 часов, помыла посуду, переговорила по телефону с подругой, прибралась на кухне, посидела на веранде, покурила, полистала «Нельзяграм», заперла входную дверь, приняла душ, намотала полотенце на волосы, – поднимаюсь такая довольная по лестнице, а он стоит в коридоре на втором этаже, спиной ко мне, и заглядывает в комнату сына.
Я в шоке. Прямо стою на ступеньках как часовой и смотрю на него. Он тоже особо не двигается. Он что, ночами не спит у них?
По-тихому спускаюсь обратно на кухню. Сбросила сыну СМС, мол, соседский пацан у нас, не пугайся, если что. Я на минутку к соседям, и вернусь. Ты можешь показать ему свою игру.
У соседей горел свет, и тощая фигура соседки мелькала в окне. Думаю, зайду, типа, лук закончился, заодно спрошу, когда у них пацан спит?
Постучала, не удивились, чай предложили. Присела на пару минут, слово за слово. Про завтрашний дождь, сад, лес, грибы-ягоды.
Они мне:
– А вы тоже поздно ложитесь?
– Да, – говорю. – Сын только любит, как и Ваш (сделала паузу), допоздна, пока не заставлю погасить свет.
Они такие:
– Да нет, наш Костик уже спит в это время.
– В смысле?
– В прямом.
– Так он у нас, к моему сыну пришел.
Они и глазом не повели. Поднялись, вижу их мальчик спит мертвым сном, руки-ноги в разные стороны, одеяло сбросил. Причем как они утверждают, в 10.00 он уже был как обычно в постели, они поднимались выключать свет.
Я четко поняла, он никак не мог мимо нас прошмыгнуть к себе в спальню, на второй этаж, там в окно не залезешь.
Так у меня в доме какой-то другой пацан? Я буквально слетела с крыльца.
А дома тишина и покой. Мой сын как играл, так и играет.
– СМС читал?
– Нет, а что?
– Никого не видел?
– Где?
– А-а, понятно. Мое сообщение можешь не читать, не актуально.
– Хорошо. А чего ты такая?
– А?
– Бешеная какая-то…
– Ты как с матерью разговариваешь?
– Ну, мам, я по-хорошему.
– Я тоже.
– Ты оглядываешься, будто за тобой кто-то гнался?
– Да это ты в игры переиграл уже. Давай, мигом в постель.
Вот, думаю, покажется же…
…Ночью сын меня напугал…
Я задержалась за компьютером, со своими отчетами. Давно за полночь, – гляжу, у Даньки свет. Стучу. Молчит. Зашла, – сидит на кровати с телефоном.
– Почему ты не спишь?
– Плохой мальчик.
– А что он тебе сделал?
Не отвечает, опустил голову и рукой показывает на тёмный угол за моей спиной. Оглядываюсь – там пусто. Стоит торшер.
– Сынок, это ты в игры свои переиграл, давай, спи.
Он пожал плечами и отвернулся к стене.
В октябре похолодало, уже домой так не бежишь, как в сентябре. На работе пришлось задержаться с дурацким отчетом. Не успела выйти с работы, меня всю начало трясти. Интуиция. Так и думала, муж что-нибудь учудит – с командировки поехал не домой, а в ту злополучную квартиру, где мне изменил. Как там у Булгакова? «Нехорошая квартира». А здесь «дурацкая квартира». Поехал, хоть бы сыном занялся. Хорошо, подруга Ленка выручила, зашла, накормила, посадила за уроки.
Кстати, с ней он тоже куролесил, не признаются оба. Нет, определенно, что-то с мужем не так. И не отвечает на звонки. Вон уже пять набралось. Как бы телефон не отключил. Ну ответь же!
Вся помятая после переполненного вагона метро. В такое время и столько народа, все вышли из окружения, – шучу.
Открываю своим ключом. Бросаю пакет с едой. Сбрасываю туфли – и к сыну. Приоткрываю дверь в спальню, ребенок на кровати с головой укрыт одеялом, – тяну одеяло, он его не отпускает, – ну ясно, обиделся.
– Мама, кто–то под кроватью.
– Что-о?
У меня уже никаких эмоций. В душ и спать, а тут надо лезть под кровать.
– Мама! Мне страшно. Я боюсь.
– Глупенький! Ну кто может быть? Там планшет и твой самосвал на батарейках. Ну, отпусти одеяло. Ну хорошо, я посмотрю, что там под кроватью.
Опускаюсь на колени, заглядываю под кровать, и вскрикиваю от неожиданности. Там действительно кто–то шевельнулся, и в свете фонаря вижу лицо моего ребенка.
– Ох! Ну, напугал. Давай, выбирайся оттуда. Я думала, ты под одеялом закутался.
И смотрю на маленького человека, который с головой укрылся одеялом на кровати Дани. Блин, ну не глюки же у меня.
Обнялись. Прижимаю Даньку к себе, будто кто–то может его отнять. Глазенки у него выскакивают, перепугался, трясется, и лопочет мне в ухо: «Мама, тот мальчик опять пришел, я его боюсь».
– Какой мальчик?
А сама ни с места, я прекрасно понимаю, о ком он.
Ребенок шепчет:
– Да тот мальчик, что летом к нам приходил.
– А как ты определил?
– Ну я его вспомнил. Подумал, ты знаешь.
– Так, давай посидим спокойно, ты успокоишься, и разберемся.
– Мам, ты меня не бросай, ладно.
– Ну, куда же я денусь.