Город клинков

Мулагеш вскакивает на ноги, одна рука на кобуре с «каруселью» – стоп, ложная тревога. На пороге стоит какая-то пожилая женщина. Старуху, к чести ее нужно сказать, совершенно не тревожит вид оружия. Смуглая от загара, крепко сбитая, но гибкая – словно кто-то вырезал из старого, подгоревшего дерева человеческий силуэт. На старухе болтаются лохмотья из шкур и меха. И она пристально смотрит на Мулагеш темными и блестящими глазами.

– Леди, – говорит Мулагеш. – Я знаю, что тут двери нет, однако кругом полно дерева – стучись не хочу.

– Военные, значит. Ты из армии, – произносит старуха. И это не вопрос, а утверждение. – Из восточных людей.

– А вы кто?

– Я Гожа.

– Вот оно что, – и Мулагеш выдыхает. Впрочем, с этой Гожей тоже надо быть настороже. – А что вам здесь понадобилось, Гожа? Я как раз собиралась нанести вам визит. У меня к вам есть пара вопросов.

– Дрожкин пришел ко мне прощения просить. – Женщина переступает порог. – Разболтал вам, что я видела, и зря разболтал. Предал соседку… Такой уж человек: что в голове, то и на языке. Непонятно, как мозги у него в голове еще держатся.

– А что вы видели в ту ночь, мэм?

Гожа останавливается рядом с ней и смотрит на пятно на полу.

– Он, в сущности, неплохой человек был, этот Богдан. Не слишком умный, невезучий – но неплохой.

– Правда?

– Он на случай пожара подвал выкопал, если вдруг дом займется. Даже трубу вывел на склон холма, чтобы не задохнуться без воздуха.

Она переводит взгляд на Мулагеш:

– Знаете – он любил ее. Хотел защитить. Все время доктора звал, чтобы посмотрел ее. На всякий случай. Заботился о ней, вот. Но… не большого ума он был: ну спрятались бы они в погребе, когда дом загорелся, ну так и что – он же на них бы и рухнул, дом этот, и завалил их там в подвале. Я же и говорю – не великого ума был этот Богдан.

Мулагеш поднимается:

– Так что здесь произошло?

– А зачем спрашиваешь? Тебе до этого какое дело?

– То, что случилось здесь, случилось снова в другом месте. И может случиться опять.

– И все равно. Тебе до этого какое дело?

– Я думаю, они стали лучше готовиться. Поднаторели. В этот раз все обернулось гораздо хуже, чем здесь. А следующий будет еще хуже.

– И все равно. Скажи, тебе лично до этого какое дело?

– А почему бы и нет? – отвечает вопросом на вопрос Мулагеш.

– Почему? Потому что ты с востока, ты сайпурка. А мы вуртьястанцы. Мы ж для вас не лучше свиней или коз. Думаешь, я не знаю?

– Я видела кровь сайпурцев и кровь вуртьястанцев. Она одинаковая. И я хочу, чтобы эта кровь текла в жилах, а не на пол.

– Ни к чему не обязывающая болтовня, – говорит Гожа. – Так дипломаты разглагольствуют – а потом раз тебя по горлу, и он уже тащит в постель твою дочку.

Мулагеш смотрит ей в глаза:

– Я что, похожа на какого-то сраного дипломата?

Гожа некоторое время выдерживает ее взгляд, потом отворачивается.

– Я не видела, как их убивали.

– Так что же вы видели?

– Так, самую малость. – И она смотрит в окно. – Вот там я шла, где деревья начинаются. Темно было, уже ночь наступила, а луна светила ярко. Я вела своего пони в поводу по лесу… А он у меня чуткий такой. Все запахи чует. И вот пони как сбесился, и я поняла: кровь где-то близко пролилась. – Гожа подходит к дверному проему. – Я вышла на полянку, чтобы посмотреть, что там да как. И я увидела женщину. Она стояла там, где угли заложены.

– Вы видели жену Богдана?

Гожа качает головой:

– Нет. Та женщина была пониже ростом. Ну я так думаю. Так мне показалось – невысокая она. А смотрела я не туда. Я глаза не могла оторвать от того, что на пороге дома стояло.

– А что это было?

– Вы решите, что я рехнулась.

– Я видела много такого, от чего можно рехнуться. Можете смело рассказывать, я вас слушаю.

Гожа склоняет голову к плечу, задумавшись, а потом выговаривает – странным, сонным голосом:

– Сначала я подумала, что это пугало. Не человек. А так, подобие человека, сделанное из всяких… штук.

– Штук?

– Да, штук. Обрывков, да. Гвоздей. Лохмотьев и шипов. Человек из шипов, шесть или семь футов ростом, темный и безликий… А еще он держал в руках блестящий меч, яркий такой, серебристый. Я не верила своим глазам, пока он не развернулся и не вошел в дом.

Между ними повисает молчание.

Гожа поворачивается.

– Вы мне не верите. Думаете, я с ума сошла. Правда?

Мулагеш после паузы отвечает:

– Я не… ладно. Твою мать. Я не знаю, чему верить. На нем была такая одежда? Из лохмотьев и… и шипов?

– Я не знаю. Я даже не знаю, мужчина то был или женщина. Ночь, не разглядеть. Но он и та женщина переглянулись, как будто говорили без слов. А потом он вошел в дом.

– Расскажите мне об этой женщине.

– Ну, как я уже сказала – невысокая. В темном плаще – фиолетовом или зеленом, точно не скажу. И она накинула капюшон на голову. Так что я ни лица, ни даже рук не разглядела.

Осторожная, значит, если с ног до головы замоталась.

– А что случилось после того, как мужчина в одежде из шипов вошел в дом?