Город клинков

– Вуртья, да. Или какая-то ее версия, ну не знаю, я вообще не понимаю, что за хрень тут творится. И я не знаю, почему адепты не остаются здесь дольше, почему исчезают. Может, именно над этим Чудри и работает. Она хочет провести их сюда, выпустить и чтоб они тут оставались. Но зачем ей это – я не представляю.

Сигруд медленно откидывается в кресле, задумчиво остругивая кусок сыру.

– Что тебе говорит твое профессиональное чутье? – спрашивает Мулагеш.

– Чутье подсказывает мне, – говорит Сигруд, – что Вуртья мертва. Это факт. Абсолютно точный. Шара сказала, что на примере Вуртьи стало понятно, что происходит, когда Божество умирает. Его чудеса больше не работают.

– А я вчера как раз в такое чудо и попала.

Сигруд почесывает бровь.

– А почему все это происходит, я не знаю. Но у меня… в общем, у меня есть идея, и она тебе не понравится.

– Какая?

– Вуртья ведь богиня смерти, да?

– Да. И что?

– А что, если Божество, которое сумело создать посмертие для своих адептов, смогло сделать то же самое и для себя?

– Что ты хочешь этим сказать? Что на утесе тогда я видела Вуртью?

– А что такого? Ты говоришь, что все эти души до сих пор в Городе Клинков. Если они там, то почему бы и Вуртье там не оказаться? Как-то же у нее получилось собрать там армию мертвых воинов, она их оживила после смерти – так почему бы не сделать то же самое с собой? Если посмертие для ее адептов действительно существует, то получается, в Городе Клинков сколько душ собрано? Миллионы? Десятки миллионов? Все мертвые воины, которые в течение столетий туда уходили… Это больше солдат, чем в любой другой нынешней армии. И то, что она до сих пор поддерживает их существование, – дело нешуточное.

Мулагеш замирает. В камине с треском лопается полено.

Она выпрямляется в кресле, чувствуя, как от лица отливает кровь. И медленно поворачивается к Сигруду.

– Что? – осторожно интересуется Сигруд.

– Армия, – говорит Мулагеш. – Ты сказал – армия. И я тоже это говорила.

– И?

– А что делает армия?

– Они… э-э-э…

Мулагеш поднимается.

– Так вот зачем все это нужно! Точно! И Сигню это говорила, когда рассказывала о посмертии вуртьястанцев!

Сигруд хмурится:

– А Сигню-то откуда все это знает?

– Знает. Она же здесь выросла, правда?

Сигруд настолько поражен, что, похоже, пропускает ее слова мимо ушей.

Мулагеш продолжает:

– Сигню сказала, что, когда воины Вуртьи умирали, их души отправлялись через океан на белый остров, в Город Клинков. Она сказала, что вуртьястанцы верили, будто однажды все эти души приплывут обратно из Города Клинков. И тогда они пойдут войной против всего мироздания, и наступит Ночь Моря Клинков.

– И что?

– Ты не понимаешь? Именно это она и хочет сделать! Демонова Сумитра Чудри собирается запустить демонов апокалипсис! Конец света на вуртьястанский манер!

* * *

^— Мы должны немедленно поставить в известность Шару, – говорит Мулагеш. – Сказать ей, что ее оперативница не просто пропала без вести, что рехнулась на всю голову и хочет разжечь демонову войну! Войну Божеств, последнюю битву!

Сигруд качает головой:

– Здесь слишком много неизвестных, Турин. Вот представь себе, мы сообщаем в министерство, просим Шару и ее людей начать расследование… Однако Шара должна убедить власти, что нужно действовать! А как ей убеждать, если у нас нет улик, а только догадки… Одни предположения… Турин, ты должна накопать больше. Нужно что-то конкретное.

– Что может быть конкретнее? Я конкретно Город Клинков видела! Своими глазами! – расстраивается Мулагеш.

– Однако я не видел остров, пока мы были в цехе со статуями. И Сигню не видела. Мы не можем начинать военную кампанию, имея в загашнике только твои видения. Особенно сейчас, когда у Шары в правительстве нет большинства. Ей и так урезали полномочия в прошлом году.

– А что сейчас-то нам делать? Сейчас, мать твою, прямо сейчас! Ждать очередного убийства?

– Я этого не говорил, – качает головой Сигруд. – И потом, я тебе тоже могу пригодиться… Дай-ка мне посмотреть твой блокнот. Я хочу видеть эти рисунки.

Мулагеш протягивает ему блокнот, Сигруд листает его, всматриваясь в каждую почеркушку.

– Что скажешь? – спрашивает Мулагеш.

– Я думаю, – тихо говорит он, – что это было не лучшее решение. В смысле, не стоило моим соотечественникам приезжать сюда и раскапывать всякие штуки, которые должны спать на дне океана.

– Хорошо, что тебя Сигню не слышит.

Сигруд на глазах мрачнеет. Да уж, не надо было этого говорить. Но теперь следует либо извиняться, либо молчать. Она будет молчать.

В камине трещат дрова. Прогоревшее полено падает с фейерверком искр. Сигруд сжимает пальцы на левой руке, перчатка заминается.

– Ты знаешь, она до сих пор болит, – еле слышно говорит он. – Моя рука. Я думал, все это осталось в прошлом. После того, что было в Мирграде. После явления Колкана. Но оно вернулось.

– Мне очень жаль.

– Видимо, не так-то уж просто оставить все прошлое за спиной. Скажи, – говорит он. – У тебя ведь не было детей?

– Родных нет, – фыркает она. – Разве что пара тысяч приемных.

Сигруд изумленно смотрит на нее, потом понимает: