Он хотел было их поправить, но в этот момент её правая рука безвольно соскользнула с краешка кушетки, и, свешиваясь почти до бетонного пола, начала покачиваться словно маятник.
Артём осторожно взял её кисть. На ощупь она была едва тёплая, и Артём сравнил её с податливой ручкой марионетки — всего лишь имитацией живой плоти. От этого сравнения ему стало не по себе.
Она, конечно же, нравилась Артёму как девушка, и в его голове иной раз возникали полушутливые мысли о том, каково бы это было обнять её, однако, сегодня, когда он нёс её на руках, как окровавленный кусок мяса, в его сознании не возникло и намёка на сексуальный подтекст. Даже крахмально белые трусики, выглядывающие из под короткой юбочки, не вызвали у него никакой реакции — он просто поправил чуть задравшийся подол и тут же переключил внимание на её окровавленные ступни.
Как-то однажды ему случайно довелось увидеть по телевидению высказывание одного из героев телешоу «Последний герой» о том, что в критических, экстраординарных ситуациях (а Артём не сомневался в том, что происходящее со всеми ними сейчас, несомненно, относится к подобным) человек задумывается о сексе в самую последнюю очередь, и если бы сейчас у него было время поразмышлять над этим, то он, наверняка, согласился с этой идеей. Сейчас же, когда жизнь Анфисы в буквальном смысле весела на волоске его мысли целиком и полностью занимало только одно обстоятельство — её спасение.
Кровь всё так же обильно текла из жутких парезов на её ступнях.
Осмотрев закуток в поисках чего-либо, что подходило бы для этих целей, он совершенно случайно бросил взгляд на пол: по бетонным плитам от угла и до самой кушетки тянулся след из ярко алых капель крови. Кровь так же попала и на его брюки и ботинки. Как незадолго до этого перед входом в торговую секцию, на полу у кушетки вновь начала образовываться лужица крови.
Отчётливо понимая, что в данный момент у Анфисы очень сильная кровопотеря, Артём заставил себя соображать быстрее.
Первым делом ему необходимо было как можно скорее промыть раны, для того чтобы избежать возможного заражения, а уж затем перебинтовывать раны.
Осматривая помещение в надежде увидеть что-нибудь, что хоть как-то помогло ему в этом деле, он заметил на небольшом столике чью-то початую бутылку минеральной воды, оставленную здесь накануне вечером.
Из всего, что попалось ему на глаза, это было единственное, что могло ему пригодиться.
Подхватив пластиковую ёмкость со стола, Артём открутил крышку, а затем начал поливать воду на свежий носовой платок, найденный в одном из карманов пиджака. После того как Артём смочил тряпицу, он принялся осторожно обрабатывать раны.
Едва он вытер пятку, как она тут же практически полностью оказалась обагрена кровью, и всё же он успел заметить то, что из нескольких ран торчат осколки стекла, красные как рубины.
Понимая, что он не может бесполезно тратить драгоценное время на тупое созерцание, Артём, пересиливая собственное отвращение к виду крови, принялся голыми руками извлекать осколки.
Ещё не прошло и десяти секунд, как его руки были почти до самых локтей перемазаны тёплой липкой кровью.
Проделав операцию на одной ноге, он тут же принялся за другую, стараясь завершить начатое, ещё до того как его стошнит.
Неизвестно сколько Елизавета уже пробыла в оцепенении и сколько бы ещё в нём оставалась, однако произошло то, что самым грубым образом заставило её вырваться из этого состояния и при этом едва не подавиться собственным дыханием.
В вибрирующей от тихого ужаса тишине, она ясно услышала звон разбитого стекла. Безумное предположение заставило её вздрогнуть, как от удара электротоком — кто-то проник в помещение.
Какое-то время Елизавета, превратившись в один сплошной слух, впитывала в себя каждое движение, пытаясь понять, что же сейчас происходит там за дверью пультовой.
Секунды, тянувшиеся в ожидании, растянулись до бесконечности, а она так ничего и не услышала. Наконец, едва скрипнув креслом, Елизавета встала на ноги и, стараясь не произвести не звука, медленно подкралась к двери.
Конечно, Елизавета понимала, что то что она собирается сделать является полнейшим безумием и правильнее всего оставаться на прежнем месте, но оставаться в неведении и далее было выше её сил.
Абсолютно беззвучно она выскользнула за дверь, а затем очень-очень медленно стала идти между рядами металлических шкафов заполненных аппаратурой и сотнями проводов — и мучительную бесконечность спустя она, наконец, добралась до того места, где было разбито стекло, так и ни встретив никого на своём пути. Похоже, что кто-то просто выбил стекло, но в овсе не проникал в помещение, а её разгорячённое сознание само создало эту сцену.
Немного успокоившись, она, тем не менее, более чем внимательно продолжала осматривать ряды металлических шкафов окрашенных в серый цвет, возвращаясь к себе в пультовую.
Внезапно ясно различимый шорох впереди неё вновь вернул на место все её страхи, начавшие, уже было понемногу спадать.