Город. Книга 1 (СИ)

Правда поразмыслить над этим подольше ему так и не удалось, так как в этот миг её идеально белые зубы глубоко вонзились в его трапецеидальную мышцу из-за чего вся его правая сторона, от шеи и до поясницы, полыхнула дьявольским огнём.

После произошедшего Семён не стал особо церемониться с девицей — локтем свободной руки он ударил прямиком ей в лицо, сминая её некогда миловидное лицо как картонную карнавальную маску, тем самым обезобразив до неузнаваемости. И хотя после этого сокрушительного удара девчонка ослабила хватку, но сбросить её со спины он так и не смог.

В тот же миг, не смотря на болевой захват, лицом к нему развернулся полный, при этом Семен ясно слышал как рука, которую он удерживал в захвате, а затем повернулась под невообразимым углом, с недовольным рокотом вонзил свои зубы в его мощную грудь.

Уже не выбирая куда ему бить, Семён нанёс удар кулаком в широкий лоб толстого в результате чего сбил казанки с его тренированных кулаков, чего с ним отродясь не было, а так же лишился порядочного куска плоти вырванного зубами толстого из его груди. И вновь его на мгновение оглушила дикая боль в области укуса.

Буквально одновременно с этим в него врезался худощавый небритый мужчина, и все они повалились на землю. А ещё через секунду к этой свалке из тел вновь присоединился полный мужчина.

Все они разом вогнали в его плоть свои зубы. Новые раны полыхали огнём, словно были оставлены не зубами, а кислотой или раскалённым железом.

Агонизируя от боли, мокрый, перемазанный грязью и кровью Семён, взревев, попытался подняться с асфальта. Его противники, впившиеся в него зубами, так и остались висеть на могучем теле Семёна словно пиявки.

Щедро раздавая удары направо и налево, Семен в очередной раз сумел разбросать своих противников. Сейчас он пребывал в полном замешательстве — что бы он ни делал, эти трое вновь вставали и с безумной фанатичностью продолжали атаковать.

Уже не осознавая этого, Семён в горячке начал ошибаться всё чаще и чаще, и вскоре его некогда чёткие отработанные движения безвозвратно потеряли свою былую уверенность.

Спустя ещё одну минуту он уже молил о пощаде и просто слепо отмахивался от своих несокрушимых противников. А ещё через какое-то время, он, оставленный всеми, затих, наполовину погружённый в большую тёмно-красную лужу у обочины.

* * *

Выскочив из подъезда, Анфиса наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Стойкая вонь мочи, которая, казалось, навеки въелась в облупившиеся стенки коридоров, осталась позади.

Обойдя осколки битого стекла, вылетевшие из оконной рамы на втором этаже — возможно, результат пьяной ночной разборки — Анфиса направилась из квартала в сторону проспекта Победы.

В полном одиночестве она уверенным быстрым шагом продвигалась вниз по пешеходной дорожке (назвать эти чахлые лесонасаждения по обеим сторонам дороги аллеей язык не поворачивался), какое-то время ориентируясь на купола местной церкви расположенной на необъятном пустыре сразу за чертой города.

Спустя некоторое время странная гнетущая тишина, в которой затих город, наконец, настигла её. Сначала Анфиса чуть замедлила шаг, вслушиваясь в то неожиданное безмолвие, которое окружало её. Затем и вовсе остановилась.

Ни машин, ни людей. Ничего. Пустота.

Вокруг тишина и тягостное ожидание того, что это всего лишь минутное затишье, совершенно случайно, возникшее в бесперебойном графике жизни.

Забыв о том, что так спешила успеть перед началом рабочего дня в аптеку, Анфиса потратила на то, чтобы стоя на одном месте медленно развернуться вокруг своей оси и досконально осмотреть окружающее её пространство.

Анфиса не могла внятно объяснить причин этого внезапного побуждения, но в данный момент она просто не могла поступить иначе.

Начиная медленный разворот по часовой стрелке, она наблюдала лишь автобусные остановки, возле которых не было ни единого ожидающего автобуса пассажира, пустынные улицы, уходящие в глубь микрорайона, его безлюдные переулки и одинокие квартала, покинутые всеми разом круглосуточные придорожные ларьки, сиротливые скамейки, стоящие вдоль пешеходной дорожки.

От всего этого ледяного безмолвия просто не могло стать хоть немного, но жутковато. И Анфиса ощутила это ненормальное напряжение. Просто не могла не ощутить.

Даже после того, как она обвела своим напряжённым взглядом полный круг, её зелёные и такие испуганные глаза так и не обнаружили на улице ничего живого. Здесь не было даже птиц. Абсолютный штиль всего живого.

Невольно поёжившись от ледяного холода вызванного нервным напряжением, Анфиса через силу заставила себя шагнуть вперед.

После того как первый шаг, наконец, был сделан, второй получился сам собой. Потом третий. Но она сама не заметила, как каждый её последующий шаг, стал получаться чуть быстрее предыдущего, и постепенно перерос в торопливую походку. В итоге её изящные и без того уже быстрые шаги превратилась в стремительную нервную поступь.