Читаем Город, которого нет полностью

– Что это! – рявкнул министр СССР. Жека набрал в легкие воздуха, сколько возможно, но выдохнуть не смог. Он задыхался. Вроде, министр Руанды держал его за горло. Последним усилием Жека вырвался и упал, к счастью, с дивана. Да, это хорошо, ибо подушка все дыхательные пути Жеке, сотруднику Генштаба СССР, что на Арбате, перекрыла. Не упади с дивана полковник Шишков Евгений Иванович, так может и задохнулся бы. Но нет, не задохнулся. Задышал часто-часто и остался спать на полу, на немудреном коврике Сашкиной квартиры. Коврик якобы женин, но как говорят в Одессе, кто вам считает.

Игорю Штейну, кстати, самому более-менее ясно мыслящему в этой компании крепко выпивших, сон явился тревожный. Как и вся его жизнь после получения лаборатории, коей он руководил, Государственной премии СССР. Короче, снился ему актовый зал дома культуры академии наук СССР, где его просят выступить и объяснить некоторые разногласия по выключателям какой-то ГРЭС.

Ах, это давняя история, споры со смежниками по поводу выключателей на Бурятской ГЭС, думалось доктору.

Игорь Семёнович да, доктор, кстати, наук не только СССР, но и Гарварда (почетный), начал было оборачиваться, искать доску, где он мог бы в очередной раз посрамить этих гадов из Минэнерго. Им и денег дали. Так нет, всё мало.

Но вместо доски, мела и указки ведущий собрание товарищ, очень похожий на Суслова Михаила Андреевича, скрипучим голосом вдруг произнес:

– Коротко скажите нам, господин Штейн (Господи, как он меня называет! Почему не товарищ? Или хотя бы – гражданин мозга). Эти мысли лихорадочно метались по воспалённой оболочке полушарий головного.

– Так вот, скажите-ка нам, уважаемый, как вы скрыли от государства, партии, науки и вашего института биографические данные.

– Да какие, – возопил Игорь. – Ни в коем случае я ничего не скрывал. Только правда, вместо отчества Семёнович было – Срульевич. Но это партбюро института известно.

– Так, обратите внимание, – тихим скрипом продолжал Суслов. – Не хочет быть честным наш доктор наук. Не желает разоружаться перед партией и народом. Придётся мне сорвать покрывало с этого мимикрифицирующего субъекта! А ларчик открывается просто. Он такой же Штейн, как я – Гриншпун. (В зале раздался смех). Его настоящая фамилия – Пупыскин Иван Семёнович. Так он обманул всех и ещё в деревне взял фамилию сосланного навечно Штейна. Вот вам его лицо.

В зале раздался рев и визг. Кто-то даже захрюкал. Вдруг все стали скандировать:

– Пупыскин, верни деньги!

В этот момент Игорь повернулся на другой бок и продолжал спать. Иногда тревожно вздыхая.

Эх, ах, ну до каких фантасмагории доводит нас, россиян, неумеренное потребление.

Сашке, который после долгих юридических тонкостей утвердился в красивой фамилии Мещеряков, с приставкой – граф, сон снился почти не тревожный. Даже, пожалуй, игривый. Какая-то девица, явно француженка, очень даже блондинка, всё время требовала от Сашки любви. В самой извращенной форме. Что это такое, Сашка и не знал, а ежели знал, то позабыл. Он просто в самые напряженные моменты оргии зажимал ей рот и уши. Объясняя, что только такая любовь была в его роду.

– И если бы не коммуняки! – возопил он и проснулся. От того, что пукнул. Он, человек деликатный, испугался, что подумает это развязная француженка. Но сон продолжался, ибо она почему-то по-русски сказала:

– Ах, граф, как вы милы. Это любовь по-русски. Просто сплошной шарман! После этого Сашка снова заснул. Спокойно, с чувством выполненного долга.

Чапе не снилось ничего. Он выпил слишком много. Просто очень. Здесь уже не до снов. Остаться бы живым. На этот раз – остался.

Венька по случаю опоздания выпил немного. И спал отлично. Но сон был у него почти всегда один и тот же. Идет бой, а он, водитель, сжёг главный фракцион. Все танки уже давно впереди, а он застрял в какой-то мешанине досок, стекла, фанеры. Вот так и окружили его немцы. И рация не работает, сел аккумулятор. Его, Веньку, вытаскивают немцы. Но не бьют и не убивают, а тащат к офицеру. Он сидит за столиком на газоне. Пьет кофе. Рядом Нина! И офицер говорит: вы, как офицер, должны немедленно жениться на Нине. А Венька отвечает, что он – старший сержант.

Спать уже не мог. Пошёл застирывать рубашку. Запачкал ее кровью. Надо же, как выпьет, так ожоги щеки и плеча начинают кровоточить. Он задремал, ему приснилось, что снимает в сгоревшим танке рацию, а что-то ему мешает. Смотрит, ботинки водителя обгоревшие. А в них – стопа ноги.

После этого Веня проснулся окончательно. Тихонько вымыл посуду, нашёл кофе. Поставил чайник. Ему показалось, что он снова со своим экипажем в родной Пруссии и тихонько будит командира танка, лейтенанта. Вставайте, мол, ребята, я кофе сварил. Да вот вставать то некому. Нет его команды. И Веня тихонько заплакал. Да-а, к старости все становятся слезливые и сентиментальные.

* * *

Утром же все благодарили Веньку и пили кофей. Игорь пил чай и был мрачен.

– Если бы вы знали, что мне снилось. Вот водка чертова, что делает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее