Город, который боролся

— Прошу прощения, Чанна. Ты, без сомнения, права. Я стал бесцеремонным, знаешь, все эти годы, проведенные вместе с Рейдоном…

— А что касается моего вкуса… — Ее голос зазвучал еще холоднее, чем прежде.

«О, пожалуйста, — подумал Симеон, — хотя бы раз в жизни, всего лишь раз, заткнись, оставь эту тему».

— …это совершенно не твое дело. — Чанна уставилась на него. — Займись-ка лучше оформлением собственного интерьера, — сказала она, показывая на коллекцию мечей и кинжалов. — Скажу-ка я тебе: ты проявляешь просто потрясающую наглость, отпуская чудовищные реплики по поводу моего вкуса.

— Но мне он нравится. Я же сказал: мне нравится!

— И что, — продолжала она, не обращая на него никакого внимания, — может знать о романтике тот, кто обладает патологической страстью к ритуальным убийствам, которыми изобилует история человечества?

Симеон попросту онемел от удивления.

— Я никогда… не считал свой интерес к военной истории «патологической страстью». Да, я интересуюсь военной стратегией и тактикой. Но называть это «патологическим» или болезненным… что ж, романтика и болезнь издавна связаны друг с другом, и отношения между ними очень интересны.

Она раздраженно фыркнула.

— Давай лучше скажем, что обе могут стать трагическими: и романтика, и война приносят множество неприятностей… — она заморгала, — тем, кто их любит.

— Чанна, одними из самых больших романтиков в истории были военные. Разве само слово «воин» не вызывает в твоем воображении романтических образов?

Она покачала головой:

— В моем — нет!

— Даже «рыцарь без страха и упрека»?

Она зевнула.

— Знаешь, Симеон, уже поздно, а я устала. Можно, я просто скажу, что не люблю, когда кто-то вторгается в мою личную жизнь? — Ее рот немного скривился, изобразив улыбку раскаяния. — Но, мне кажется, я прореагировала слишком бурно. В особенности когда ты посмеялся над моим интерьером.

— Ну, ничего, скоро ты посмеешься сама, когда начнешь рвать окружающих в клочья.

— Прости меня.

— И все же и романтика, и романы существуют, — пробормотал он.

Она саркастически улыбнулась, приподняв одну бровь.

— При всем моем уважении к тебе, Симеон, я сомневаюсь, что твоя голова занята романтикой и романами. Настоящая романтика, настоящий роман с присущими им нежностью и сантиментами, прости меня, тебе недоступны.

В ее голосе скорее звучал вызов, чем искреннее сожаление, и Симеон перешел в наступление.

— Потому что я заключен в капсулу? — спросил он вкрадчивым голосом, едва сдерживая гнев.

У Чанны отвисла челюсть.

— Н-нет, конечно же нет! — ответила она, слегка заикаясь. Затем она взяла себя в руки и погрозила ему расческой. — Какой мерзкий, грязный, злобный прием из области софистики! Ты прекрасно знаешь, что у меня и мысли такой не было! Я только хотела сказать, что после нашего знакомства ты должен был показать, какой ты чувствительный, просто идеальный или… да, нежный. Страсть, о да — мне кажется, у тебя очень основательные представления о грубой, первобытной, животной страсти. Которая совершенно не совместима с романтикой или романом.

— А можно и я скажу тебе кое-что, мисс Хэп? Мне прекрасно известно, что роман зарождается в душе: в разуме и в сердце. Я знаю, что для этого совсем не обязательна физическая близость. Вспомни Абеляра и Элоизу…

— Двоих великих воинов, не так ли? — спросила она с улыбкой.

Он беззвучно вздохнул: «И чему их только теперь учат в университетах?»

— Нет, миледи. Я понимаю, я должен говорить убедительно, чтобы у вас не осталось ни капли сомнения. Но вы убиваете во мне это желание. — Она настороженно подняла голову, не отрывая от него взгляда. — Я должен очаровать вас, belle dame sans mersi, и завоевать ваше сердце.

Она удивленно рассмеялась.

— Не стоит ставить перед собой невыполнимые задачи. Возможно, я люблю романтический стиль в интерьере, но не сентиментальна и совсем не легковерна.

— О, значит, вас можно соблазнить?

— Я не собираюсь опускаться до того, чтобы отвечать. Спокойной ночи, Симеон.

— Спокойной ночи, Чанна, — тихо сказал он, когда она вышла, а потом замолчал.

«Ты не легковерна, а, малышка Чанна? Что ж, готовься, любимая, — ты станешь такой впервые в жизни! Ты хотела романтики, настоящей любви, романа? Я обеспечу тебе роман, крошка, настолько тонко и умно, что ты даже не поймешь, что тебя соблазнил любовник-фантом».

Симеон принялся обдумывать новую стратегию. Вначале обычные люди реагируют на физическую привлекательность — на это он, конечно же, рассчитывать не мог.