Город, который будет [сборник 1982, худ. Ю. Гершкович]

Рассказывают, позвали когда-то давно в наши края одного иностранца. Приехал он — очень важный, учёный и толстый. Стал искать такое подземное море. Там посмотрел, тут посмотрел, велел, чтоб ему ямки в разных местах копали. А после и говорит:

— Нет в этой земле нефти и не может быть.

Сказал и уехал в свою иностранную страну.

Прошло много лет. Задумались наши инженеры, посмотрели на свои карты и сказали:

— А всё-таки здесь должна быть нефть. Мы её найдём!

Привезли они разные приборы. На одни поглядишь — сразу можно узнать, что под землёй: твёрдый камень, глина или что-то жидкое. А другие дают знать, есть ли здесь нефтяной газ. Очень чуткие!

Посмотрели инженеры на приборы: ага, там внизу, глубоко под твёрдой землёй, будто болото дрожит, будто море большое!

А другие приборы показали, что пахнет нефтяным газом.

Вот теперь можно строить здесь вышку.

Построили на этом месте высокую железную вышку, стали с этой вышки сверлить землю и опускать в неё длинные трубы до самой нефти. А земля твёрдая, много камней. Сверлить её трудно и долго. Тогда стали работать и ночью. Днём солнце светит, ночью — электрические прожекторы.

Днём и ночью работают люди на вышке, хотят скорее до нефти дойти. Ревут моторы, сверло сверлит, лебёдки скрипят — шум такой кругом, будто это большой завод. А нефти всё нет и нет.

Стали поговаривать некоторые: вот, мол, работали, работали, а напрасно. Говорили же раньше: нет здесь ничего…

А инженеры на своём стоят: надо сверлить ещё глубже. Нефть будет!

И они оказались правы: хлынула нефть, пошла из огромного подземного моря по трубам вверх!

Отсюда проложили другие трубы, по земле, и по ним нефть потекла на химические заводы. Из неё теперь получают бензин и керосин, делают капрон, резину, разноцветные краски и даже большие пластмассовые пароходы.

А тот иностранец, который когда-то сюда приезжал, всё наврал. Он просто хотел, чтобы мы у него за деньги покупали его нефть, а про свою бы не знали.

Портфель

Учился я в школе. Носил на спине потрёпанный ранец. Он мне ещё от братьев достался, а я его донашивал.

Стал студентом — купил на стипендию коричневый картонный чемоданчик. Туда у меня всё втискивалось: и учебники, и толстые тетради, и завтрак в газете, а когда на каток идти, то даже длинные беговые коньки с ботинками.

С войны я привёз плоскую офицерскую планшетку: с одной стороны прозрачная слюда, а с другой — гладкая кожа.

Стал я с планшеткой на работу ходить. Планшетка красивая да и дорога́ она мне: я её всю войну проносил!

Одно плохо: мало в планшетку вмещается. Она ведь только для карты и карандаша, а у меня и книги, и чертежи, и линейка счётная.

И вот узнали как-то товарищи на работе про мой день рождения — подарили мне толстущий жёлтый портфель.

Вот те на́! Никогда в жизни портфелей не носил. С двумя блестящими медными замками, с ремнём посередине, с пряжкой… Тоже сообразили!

Взял я портфель, товарищам, конечно, спасибо сказал. И стал его на работу носить.

Портфель и правда оказался удобный, вместительный такой. И совсем не тяжёлый. Только вид с ним очень уж важный. Наверное, дорогущий портфель, думаю. Наверное, думаю, какой-нибудь там крокодиловый. Или бегемотовый. Вон весь в каких пупырышках! И пряжки так и сверкают!

Неудобно мне как-то с ним по улице ходить, кажется, будто все глядят на меня. Чего доброго, знакомые или ребятишки подумают: «Совсем дядя Федя зазнался, вон какой себе завёл портфелище!» Они-то ведь не знают, что я тут ни при чём, что мне его подарили.

А закинуть куда-нибудь тоже неудобно: всё же подарок. От товарищей!

Ну, думаю, один выход: надо этот портфель скорей износить.

И вот стал я новый портфель повсюду таскать: и в магазин за хлебом, и в прачечную за бельём, и даже в баню.

Однажды где-то в краске его перепачкал. Ничего, отмылся!

В другой раз попал в грозу. Ливень так и хлещет. Вымок я до нитки, чуть не заболел после.

Поставил ботинки сушить возле горячей батареи — скрючились, затвердели, потрескались. А портфель — прямо на батарею, и хоть бы что!

Год протаскал — ни царапинки. И так лукаво, так весело глядят на меня пупырышки, будто насмехаются.

Не утерпел я, спрашиваю товарищей:

— Из какой такой крокодиловой кожи этот ваш портфель, признавайтесь?

А они только смеются:

— Какая там крокодиловая! Да он из химической кожи, из искусственной…

Вот оно что! Оказывается, это никакой не крокодил! Просто раньше таких не умели делать. А теперь научились. Красивый он — верно, но вовсе никакой не дорогущий!

Ну, думаю, тогда ещё ничего. Тогда можно с ним и по улице.

А лучше бы он всё-таки был чемоданчиком. К чемоданчику я как-то больше привык.

Город, который будет

У меня есть друг. Он очень хороший. Только мы с ним так редко встречаемся! То он работает, то я. Он инженер, он химик. А я пишу книжки, значит — писатель. То я пишу, то он своим делом занят. Вот так.