Город, который построил Я. Сборник. Том 17

Но я этим займусь немного позже. И как раз всему этому будет посвящена вся моя последующая история, начиная от полного понимания и осознания (путем гибкого анализа) неизбежности всего приходящего и уходящего, до полного прекращения мыслительного процесса мозга головы и функционирования тела, как живого организма.

Пока все.

                                                                                              27/08/2016

***

Каждое мгновение мы выбираем.

Как всегда между адом и раем.

Жаль, что к этому снова нельзя подготовиться.

                                                                                              27/08/2016

***

Я всегда считал себя молодым и перспективным. Но смотрю сейчас на своих стареющих сверстников и понимаю, что время мое безвозвратно ушло.

                                                                                               24.01.2017

Амммерика зовет!

Некогда, однажды или одним похмельным и до неприличия туманным утром

Гоша Друмсов "Друмс" – один из лучших городских барабанщиков отечественного текстового рока;

Санчес Кокуев – актер театра пантомимы при ДК Связи, а так же главный кутюрье кукол – собак марионеток;

Валентин Учеблов – эквилибрист акустической гитары, а так же автор недописанной серии стихов о человеке, называющим себя "Помощником людей", являющимся непосредственным проводником индивидуумов из одного мира в другой путем молниеносного нанесения ударов по макушке сзади; и

Я – болтолог-идеалист, а так же в данный момент пишущий эти слова,

сидели за квадратным столом, четвертая сторона которого упиралась в стену кухни квартиры номер 27 по улицы Горького.

Друмс пил водку, находясь в состоянии медитативного оцепенения со стеклянным взором Рамакришны, наблюдая за событиями вокруг себя с высоты непричастности и отрешенности от мира сего. Учеблов в основном курил, читал книгу о Рахманинове, иногда хихикал по прочитанному, я пил чай без сахара и глядел в стену, а Санчес рассказывал какие-то истории про себя, но его никто не слушал.

Наконец, обратив внимание на то, что его рассказы не воспринимаются публикой, Санчес стал петь под гитару недавно сочиненные им куплеты про США. Называлась песня "Америка зовет!" и посвящена она была всем тем американцам, которые так жаждали прибытия Санчеса на североамериканский континент. Он пел ее так настойчиво, что Валентин оторвался на мгновение от своего чтива, я повернул голову в сторону куплетиста, а Друмс просто перевел на него свои истовые невооруженные зрачки, полные смирения и мужества. Каждая строчка песни заканчивалась фразой "Амммерика зовет!!!". На М он делал ударение, определяя тем самым важность данной буквы в таком притягательном слове, олицетворяющем славу мирового господства и полную свободу творчества. Каждое новое четверостишие пелось автором немного громче предыдущего, а в силу того, что куплетов в песне было двенадцать, в последней ее четверти Санчес перешел просто на крик…

И тут шлягер завершился…

Публика, молча и вопросительно посмотрела на певца и вскоре занялась вновь своими делами.

Учеблов продолжал хихикать, дочитывая мемуары композитора Рахманинова, я прыснул себе в граненый стакан добавку в виде зеленого чая, а барабанщик немного отвел взгляд от композитора, и вновь сосредоточился на белой стенке холодильника мудро и спокойно, изредка отхлебывая из фужера прозрачную сорокоградусную амброзию.

Санчес Кокуев понял, что песня не встревожила аудиторию. Взяв в легкие немного воздуха, он произнес на выдохе:

– Люди, минутку внимания. Мне бы хотелось еще раз исполнить песню. Я смотрю, она до вас пока не дошла. Возможно, виной всему недостаточно чисто настроена гитара. Струны старые, сейчас попробую подтянуть.

Мы – опьяненная песней публика – переглянулись и поняли, что сейчас придется еще раз внимать шедевр сначала до самого конца. А может еще и не один. Всем стало страшно.

Во время отстройки гитары Санчесом на кухне воцарилась длинная нервная пауза. Все молчали и, немного съежившись, ждали, когда вновь загорланит певец. Но вдруг в разговор вступил Валентин:

– Слушай, кончай мучиться, дай я настрою. Она подчиняется только мне.

– Пожалуйста,–  обиженный певец передал гитару Учеблову.

Пока Валентин настраивал инструмент, Санчес Кокуев начал рассказывать очередную историю про себя, но его опять никто не слушал. Мне было лень, Учеблову некогда, а Друмс уже не мог. Он сидел и смотрел на холодильник, воспринимая его реальность абстрактно. Чисто инстинктивно. Я бы сказал – чересчур терпеливо и доверчиво.

В виду того, что я сам был как-то связан с музыкой, обратил внимания на странную отстройку гитары Валентином: