Читаем Город, который построил Я. Сборник. Том 4 полностью

Третий и четвертый часы войны были ознаменованы ранением еще одного нашего солдата. Дядя Вова выглядел неважно. Его задела шальная пуля, но благодаря уральской боевой выучке, он, как и его брат по оружию, еще пока держались. Враг мало – помалу уничтожался, и к концу пятого и шестого часов перестрелки у них осталось только четыре воина. Я попытался выступить в роли миротворца, но дядя Володя меня осек и, сказав, что не в его характере давать врагу передышку, опять бросился на врага. Атаковал он уже один, мы же смиренно смотрели на место кровопролития, усеянного, то ли вражескими телами, то ли пустыми бутылками. Во всяком случае, уже никто ничего не понимал.

И тут вдруг мое сознание пробудилось. Вместо поля сражения, я увидел кухонный стол с грязными пустыми тарелками, а вместо войска самураев, по всему полу были разбросаны пустые бутылки от японского чистого спирта "Пантера". Сил не было уже ни на что, даже встать со стула, мы сидели бледные и отекшие с заплетающимися языками. На столе оставались последние пол – литра спирта, и дядя Володя, недолго думая и не предлагая уже никому, налил содержимое в граненый стакан и залпом хватанул, не запивая и не закусывая. Затем через две минуты он, под убаюкивающий аккомпанемент тишины, воцарившейся на кухне, повторил подвиг. Еще через две минуты он же начал медленно привставать. Мы с отцом вдвоем бросились его поддержать, но он любезно отказавшись от помощи, побрел в сторону спальни. Мне было больно наблюдать, как мой дальний родственник, тяжело дыша, переступает с ноги на ногу, и это было похоже на бразильский танец в замедленном действии. Мы опять бросились поддержать его и довести до кровати, но дядя Вова нас остановил.

– Не надо, сам дотанцует.

Через семь с лишним минут Володя, неспешно перешагивая порог спальни и медленно закрывая за собой дверь, удалился. Мы с отцом долго смотрели друг на друга и молча себя корили за то, что допустили такое. В кои-то веки приехали близкие нам люди, а мы довели их до такого состояния. Больше всего было жалко Володю. Он в последние два дня себя плохо чувствовал, и эта наша сегодняшняя вечеринка совсем его добила. У меня даже закралась грешная мысль, а доживет ли он до завтра? Но я таковую постоянно от себя отгонял. Обрывки разговора отца с братом пролетали мимо моих ушей, и я все время думал о дяде Володе, как он там, дышит ли вообще?

И в этот момент (о горе!) в соседней комнате раздался грохот упавшего тела. Я тут же бросился спасать пострадавшего, а отец уже спускался по лестнице вниз, чтобы по телефону – автомату вызвать «скорую»…

Странная картина открылась моему взору, когда я открыл дверь в спальню… Дядя Володя, удобно расположившись на полу между телевизором и кроватью, подперев голову двумя томами англо-русского словаря, мирно читал газету.

Удивительный сюжет с необычным концом

Говорят, что Моцарту его симфонии являлись одномоментно, а Бах обладал автоматическим письмом. То есть, он отключал мысли, а ноты сами записывались духом небесным. Еще говорят, что таблица Менделеева явилась Менделееву во сне, а Берлиоз специально не записывал свои произведения из-за невозможности их исполнения ввиду негативного отношения к его творчеству дирижеров, оркестрантов, да и общественности в целом. Но это только говорят, а точно мы не знаем.

Зато стопроцентно могу заявить, что когда я сидел меж гаражей близ Высоковской церкви, то вдруг почувствовал, что мне кто-то нашептывает интересный рассказ, который к концу моего очистительного акта превращается в целый роман. Я все время оборачивался и смотрел вокруг в надежде увидеть автора гениального творения, но никого не было. Тогда-то я и вспомнил о Моцарте и Берлиозе и, что есть силы, помчался записывать наговоренные мне строки.

Придя домой и вооружившись обглоданным карандашом с кипой тетрадных листов, я с ужасом обнаружил, что занимательная история, поведанная мне небесными сферами, стерлась из моей памяти. Целую неделю я ходил мимо духоносных гаражей и тужился, но рассказ так и не проявился. Затем я плюнул на все это и стал жить, как прежде, весело и беззаботно.

 И вот совсем недавно, не далее чем полчаса назад, я вспомнил об этом случае и решил поделиться с вами. Пусть человечество знает, что вместо этих маленьких и незначительных строк, должен был появиться на свет роман с удивительным сюжетом и необычным концом.

Новый акафист

Сегодня ночью в два часа, я получил сверху стенограмму:

– Привет, Я – Бог. Скажи завтра людям, что Я есть не то, что они обо мне думают.  Я есть в каждом, и каждый есть во мне. Я есть то, что каждый ощущает себя в настоящем в данное мгновенье. Прошлого и будущего нет, время вы придумали сами, видимо для отчета в творческих союзах о ваших трудах, которые, если и имеют какой-то смысл, то только в контексте Моей вселенской игры. Моя игра не имеет цели и смысла в человеческом понимании. Это как футбольный матч без ворот.

– Я есть ребенок, играющий в песочнице.

– Я есть кошка, спрыгивающая с крыши на карниз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза