Город Красной долины

Пройдя ещё немного, он сел отдохнуть и посмотрел вниз. Мерзкий мелкий дождь уже прекратился, и взгляд доставал до самого озера. Оно было тёмно-серым, как и небо, его чаша уходила за горизонт, смешиваясь с тучами. Сбоку к нему приклеился город, который когда-то казался Гумо таким великим на фоне всего увиденного прежде, а сейчас представлялся коровьей лепёшкой на краю лужи, грязной и вонючей. Над ней, сейчас закрытый холмом, стоял наполовину горевший дом его хозяина, а рядом теперь была похоронена бабка. Ещё чуть выше белел дворец хана, висевший над обрывом. Поговаривали, с него сбросили не одного человека, а где-то посреди скал была потайная пещера, и у Гумо сейчас это вызывало отвращение.

Небеса прояснились как-то разом. Все вокруг ярко осветилось, и Гумо удивлённо поднял голову. Свет исходил не из того места, где должно было быть солнце. Уже вечерело, а тучи посветлели над озером и другим берегом, будто в полдень. Едва юноша это понял, облака осветила яркая вспышка, словно порыв ветра резко раздул костёр в хижине.

Гумо вскочил, собравшись куда-то бежать, но на это не было ни сил, не решимости. Он просто стоял и не отрываясь смотрел, как тучи становятся всё ярче, свет приближается к нему.

Резкий, как удар кнута, но в то же время мощный как горный гром, удар коснулся каждой точки его тела. По ушам больно резануло, в голову будто впилась острая игла. Всё затихло, и Гумо четко услышал, как пытается вдохнуть поглубже.

За первым ударом пришёл новый. Гумо успел увидеть, как по озеру внизу к нему побежала волна, растянувшаяся на всю гладь воды, которую он мог видеть. Она летела быстрее любой птицы, перепрыгнула через берег, устремилась по склону и добралась до него. Неведомой рукой Гумо швырнуло на камни, обдав тёплым, твёрдым воздухом. Оказавшись между двумя валунами, он с ужасом на лице смотрел на озеро, ни о чем не думая. Его мысли больше ему не подчинялась – он отпустил поводья, и они разбежались, оставив у него внутри только пустое место, которое не могло чему-то удивляться или чего-то бояться.

Потом из туч выпрыгнуло солнце. Все происходило в какой-то миг, но ему время казалось вечностью. Огненный ослепляющий хвостатый шар резанул по глазам и рухнул в озеро. Оно не хотело принимать непрошенного гостя с небес, поэтому отдёрнуло свою воду. Та нехотя поднялась сначала широкой низкой волной, а потом возмутилась и встала на дыбы, как конь. Табун таких коней поскакал до берега и бросился на землю со злостью и рёвом. Гумо смотрел вниз, полулёжа на склоне среди валунов и видел, как вода съела сначала город, потом холм, на котором был дом хозяина, потом упёрлась в обрыв, но не остановилась и слизала его вместе с ханским дворцом. Только после этого успокоилась и решила уйти к себе домой, в озеро.

В лицо Гумо били жуткие порывы ветра с брызгами, он уже давно не мог дышать, лишь открывал и закрывал рот. Уши ничего не слышали, но за них работали глаза – они жадно впивались в происходящее, хотели увидеть всё, оставить себе, запомнить. Лицо Гумо в этот момент было ужасным, как у городского юродивого – с быстрой сменой гримас ужаса, отвращения, горя.

Стихло всё так же быстро, как и началось. Если бы Гумо мог слышать в этот момент, то всё, что он мог бы уловить, был бы шелест воды, которая внизу возвращалась в озеро. Она несла туда с собой дома и кибитки, тела людей и лошадей, Бека и Шами, Наркана и бабки.

Сейчас глаза повелевали Гумо и они заставили его встать, чтобы можно было увидеть побольше. Он с трудом выбрался из своей спасительной каменной колыбели, встал во весь рост и впервые, казалось, за целую вечность, смог вздохнуть полной грудью. Вздох дался не просто, он был прерывистым, как недавний подъём на холм, и таким же трудным.

Один глаз-повелитель заставил Гумо резко повернуть голову. Рядом, всего в нескольких шагах что-то двигалось и приближалось. Юноша, уже не способный на испуг, отшатнулся, не в силах больше владеть никакой частью своего тела. Ещё вчера он в душе верил, что способен дать отпор любому – его не запугать, что бы не происходило. Но с тех пор его жизнь разрубили на куски, и теперь опять занесли топор.

Глаза сказали отступить и закрыться руками. Сделав шаг, он поскользнулся и едва не упал – уперся коленями в мокрую жижу. Когда через миг смог вгляделся в то, что к нему приближалось, Гумо был жалок – полусидел в грязи, пряча голову. Каждая частичка его тела тряслась.

Перед ним стоял хозяин. Тот был чистый и сухой, в своей дурацкой шапке и с той улыбкой, которую его слуга видел тысячи раз. Она появлялась, когда господин говорил с близкими – с ним, с бабкой, с детьми-учениками на верхнем холме.

На душе Гумо резко, как по приказу, без какого-то перехода стало спокойно. Все ужасы последнего дня теперь показались далёкими. Глаза его ещё были на выкате, зрачки смотрели на хозяина как два огромных бездонных колодца, но волны судорог на лице стихали, руки, судорожно пытавшиеся прикрыть тело, начали сами собой опускаться.