С этими мыслями погрузился в сон. Когда он открыл глаза, за окном лил дождь. Ветер распахнул окно и короткими рывками шевелил шторы. Стало немного прохладно. На лбу Власа проступили капельки пота. Сосущая пустота, которая преследовала его во время сна, не давала покоя. Он видел мужчину с кипенно-белыми бровями и волосами, который твердил пустым черным ртом: «В твоем сердце поселилось зло?». До хрипоты доказывая обратное, Влас толкнул сумасшедшего и тот исчез. Настоящий кошмар.
Вдруг в дверь настойчиво постучали. Влас быстро, будто желая стряхнуть сон, сбежал вниз по лестнице. Наверное, балбес Макар снова забыл ключи. Ругаясь, парень открыл дверь и замер.
– Ты? – захлебнулся он от удивления. Он не знал: хватать мертвую по сведениям полиции девушку или звонить дежурному, пусть сами разбираются?
Но Кира вдруг сбежала.
– Постой! – кричал Влас ей вслед. Он промчался километр, совершенно босой и почти без одежды. Девушка оказалась быстрее.
– Черт! Черт! – выругался Влас.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЭКСПЕРИМЕНТ АНГИРИУМА
Вспышка. Солнце ослепило. Эмортдей нервно сощурился. «Каждый раз, – думал он, – одно и то же. Я отвык от истинного света. И почему он отправил и
– Город изменился, – услышал он издалека низкий, мрачный голос. Голос Ангириума2
. По коже пробежал холодок.– Создатель, – поклонился Эмортдей, едва войдя в белоснежную резиденцию самого творца. – Прости, я не сразу нашел верный путь…
– За прошедшие века пора бы изучить мои владения, – произнес властитель на языке прамира3
, которого архистраж, конечно, не мог знать.Он был слишком молод по меркам вселенной. А если бы знал, то возмутился бы еще больше. Эмортдей редко бывал в Занебесье4
(хотя чаще, чем остальные), и то лишь по очень важным поручениям. Однако высокомерно гордился своей приближенностью к создателю и тем, что сумел добиться такого расположения и доверия. Служба его была слепа и полна безотчетной любви. Иначе как еще вытерпеть людей?Архистражей было немного, всего трое, а вот хранителей5
несколько тысяч, но все они по воле Ангириума жили на земле, охраняли и оберегали человечество от войн, а он наслаждался абсолютным одиночеством и покоем.– Не молчи. Что выяснил? – небрежно спросил создатель, расхаживая по мраморному полу, который терялся за горизонтом.
Обставлено Занебесье было без фантазии: лишь клочок садов, сияющий мрамор под ногами и некоторая роскошь. Так Ангириум пытался приблизиться к смертным. Он заметно вдыхал воздух, хотя мог обойтись и без него; ходил босым, чтобы ощущать холодный пол; носил убогие одежды, совсем как самые нищие люди. Он душевно наслаждался чириканьем птиц и звуками фонтанов. Иногда даже читал книги и довольно улыбался, находя в них себя.
Эмортдея откровенно воротило от этого интерьера, уж больного много такого он видел на земле. А на небе хотелось чего-то величественного! Творец знал о скверном желании своего подданного, но как он мог отказаться от родного, человеческого?
– Ничего существенного, – с досадой в голосе отчитался архистраж. – Откуда у него взялась сила – неизвестно. Но он что-то замышляет, – со злостью добавил Эмортдей.
Стоило Ангириуму остановиться, как перед ним распростерлась пропасть. Там, внизу, среди цветущих сочных полей, лесов и рек затерялась черная точка. То был Город. Один факт его существования злил создателя.
– Матвей слишком слаб, – с нескрываемой скукой ответил Ангириум и оторвался от объекта наблюдений.– Тебе жаль меня? – удивленно, переходя на тон выше, спросил он Эмортдея, который не успел отвести полный печали взгляд.
– Ангириум, я… – перепугался архистраж и сжал огромные ручища в кулаки.
Видно, он стыдился того, что забыл скрыть эмоции. А они не давали покоя, разрывали изнутри. Эмортдей помнил творца молодым, красивым, полным сил. А теперь…
– Прости.
– Это всего лишь оболочка, – грустно ответил Ангириум, рассматривая старые руки. Кожа на них потрескалась. – Жаль, что она умирает. Я таким родился. Да, друг мой, все мы были рождены, однако природа у всех нас разная. Как и в Городе. Там творится нечто другое, не связанное с людьми и их врожденным умением попадать в передряги.
Его тонкие, почти выпавшие брови, нахмурились, а еле заметные губы сомкнулись и напряглись. Глубоко посаженные глаза уже давно остекленели, зрачки стали тусклыми. Морщины настолько съели его кожу, что она натянулась на вытянутый череп; пальцы рук еле шевелились и казались совершенно безжизненными. То был старик, пусть и всесильный, и могучий, но с виду обычный умирающий от лет мужчина в мятой широкой тунике до пят. Будь он среди людей, его бы спутали с попрошайкой.