Город лестниц

– Ты хоть представляешь себе, как ужасно это будет выглядеть? Как мне передвигаться по городу? С эскортом вооруженных до зубов сайпурцев?

– Я думала, мы только что все обговорили. В том числе и то, что тебе вообще нельзя выезжать в город, – сердится Шара. – Ты должен вести частную жизнь. Некоторое время. Надеюсь, я сумею обеспечить ее безопасность – естественно, если ты ко мне прислушаешься. Но ты можешь сократить это время… если сделаешь кое-что для меня.

– Батюшки… – Воханнес трет глаза. – Тебе от меня что-то нужно? Значит, так Министерство добивается того, чего хочет, от людей?

– Во. Шестнадцать человек погибли. Среди них люди, которые работали у тебя в усадьбе. Я вижу в этом очень серьезную проблему. Думаю, что ты должен относиться к этому так же.

– А я, знаешь ли, тоже считаю, что это все очень серьезно! Это ты говоришь, что мне надо сидеть на попе ровно!

– Ничего подобного! Есть один банк, в ячейке которого кое-что лежит на хранении. Я не знаю, что это, но мне нужна эта вещь.

– И ты хочешь, чтобы я ее заполучил?

Она кивает.

– Ну и как я, по-твоему, должен это провернуть? Одеться в черное и проникнуть в хранилище под покровом тьмы? Я-то думал, у вас для этого есть специально обученные люди.

– Я ожидала, что ты придумаешь какой-то более простой способ получить эту штуку. Прежде всего, потому, что ты являешься собственником этого банка.

Воханнес удивленно смигивает:

– Я? Собственник?..

– Да.

И Шара пододвигает ему лист с текстом расшифрованной записки Панъюя.

Он долго изучает его:

– Ты уверена, что этот банк принадлежит мне? Название ничего не говорит…

– Как же здорово, – усмехается Шара, – быть настолько богатым, чтобы даже не знать, что тебе принадлежит, а что нет. Но да, я уверена. Я проверяла: банк принадлежит тебе лично. Если бы ты сумел каким-либо образом под благовидным предлогом заполучить содержимое этой ячейки и передать его мне, это очень помогло бы следствию раскрыть дело. А как только я раскрою дело, ты сможешь попрощаться с охраной и приступить к работе.

Воханнес ворчит что-то насчет грубого попрания его гражданских прав, а потом сворачивает листок и сердито пихает его в карман. Потом встает и заявляет:

– Если ты и вправду мой союзник, ты должна вести себя соответствующе.

– Это ты к чему?

– Как ты сама говорила, у нас общая цель: мирный и процветающий Мирград. Разве нет?

И вот тут Шара очень жалеет об этих неосторожно оброненных словах – ибо прекрасно знает, что ничего такого Министерство иностранных дел вовсе не хочет.

– Будь на моей стороне, – говорит он. – Помоги мне.

– Ты о поставках вооружений? О том, чтобы получить контракт?

– Я об усилении сайпурского присутствия в Мирграде, – говорит он. – О настоящей помощи. О настоящей вовлеченности в дела города. А не о постоянных увертках и отговорках. Сейчас сюда течет крохотный ручеек, а нам нужен поток. Наводнение, которое бы смыло стагнацию. Давай, Шара, поддай жару, задействуй связи. Мне нужна политическая поддержка.

– Мы не можем открыто поддерживать местных политических лидеров. Когда-нибудь – возможно, но сейчас обстоятельства…

– Обстоятельства всегда будут неблагоприятными, – злится Воханнес. – Потому что сделать это очень непросто.

– Во…

– Шара, мой город и моя страна – безобразно бедны. И я искренне считаю, что эта дорога может привести только к вспышке насилия. Я даю тебе шанс попытаться нам помочь. Вывести нас на другую дорогу.

– Я не могу принять твое предложение, – говорит Шара. – Не сейчас, Во. Извини. Может, когда-нибудь в другой раз.

– Нет. Ты сама в это не веришь. Ты здесь не для того, чтобы изменить мир к лучшему, Шара. Вы хотите, чтобы все оставалось как есть. Реставрационисты смотрят в прошлое, Сайпур интересует только нынешнее статус-кво, а о будущем никто не думает.

– Мне очень жаль, – говорит она. – Но я не могу тебе помочь.

– Нет, тебе совсем не жаль. Ты – представитель своей страны. А страны жалости не чувствуют.

И он разворачивается и, прихрамывая, уходит.

* * *

Шара снова стоит у окна. Теперь над крышами Мирграда бушует утро, подсвечивая золотистым дымы над печными трубами. Она делает большой глоток чаю. Импортный. Возможно, даже из Галадеша. В голове мелькает: а что, если она зависима вовсе не от кофеина, а от вкуса и запаха дома, который остался так далеко?..

Шара открывает окно и ежится, когда в лицо ударяет ледяной воздух. Потом опускает жалюзи, закрывает окно.

Облизывает палец, с сомнением смотрит на стекло несколько мгновений и начинает писать.

Интересно, почему она всякий раз это делает, когда наиболее уязвима?

Медленно текут тени. По кабинету бежит странный сквозняк. Где-то в комнате открывается невидимая дверь неведомо куда. И тогда она видит в стекле…

Пустой кабинет.

Шара садится и ждет.