Город лестниц

Проходят годы, бьются волны,
Душа заглядывает за утесы,
На руках твоих кровь и соленая вода,
Ветер поет в соснах, закрой глаза.
Мы – клинок на ветру,
Уголь в снегу,
Тень под волной,
И мы помним.
Мы помним дни в море, золотую реку,
Дни храбрых походов, сокровища несчетные.
Они назвали нас варварами,
Но мы знали, что жили в мире.
А вражду мы узнали тоже,
Она пришла незваной гостьей,
И надолго поселилась у нас,
Но короли изгнали ее.
Из окна смотрело острое копье,
Рвалось пламя факелов,
Ползло по стропилам, по крыше,
В ночи кричали – никто не ответил.
И так мы лишились его, и семьи его больше нет.
Нашей семьи мы лишились, ибо нет у нас короля.
Он ушел неоплаканный.
Похитили тело славного Харквальда,
Бросили его в волны, на поживу морским тварям,
Скормили его рыбам, что питают наших детей.
Красные дни пришли, темные дни,
Время пиратов и беззакония,
Бесконечной войны.
Берега наши пусты, а могилы полны.
Мы помним о нем. Мы помним о его семье,
И сына его помним, хоть он и исчез.
Мы помним юного Даувкинда
И знаем: когда-нибудь
Он вернется
И спасет нас от нас самих.

Народная дрейлингская песня. 1700 г.

То, что написано в хрониках

Шара стоит и смотрит, как уходят от ворот люди. Мулагеш и Сигруд осторожно подходят к ней.

– М-да, – вздыхает Мулагеш. – Как-то не слишком хорошо оно обернулось…

Шара с этим полностью согласна. По правде говоря, в последние тридцать шесть часов дела шли не слишком хорошо. А если быть совсем честной, то следовало признать: дела шли безобразно плохо.

Итак, ситуация: реставрационисты знают о существовании Запретного Склада. Хуже того, они, похоже, разнюхали, что на Складе хранится некий артефакт, который им до зарезу нужен. Остается вопрос: они уже проникли в Склад? И если проникли, то начали использовать нужный предмет? Что, если именно по этой причине Шара сумела вступить в контакт с Божеством?

И вот еще какой вопрос, даже позаковыристее: а зачем им убивать Панъюя, после того как они получили от него нужные сведения? Они же не могли не знать, что расследовать убийство приедут «плохие ребята».

Шара трет глаза. И тихонько рычит от отчаяния.

Питри смущенно покашливает.

– Вы… как? В порядке?

– Нет, – еле слышно отвечает Шара. – Не в порядке.

– Вам что-нибудь принести?

Указательным и большим пальцами Шара сильно сдавливает перемычку кожи между пальцами другой ладони. Тупая боль пробивается сквозь скрежет льдин, заполонивших усталый мозг.

Что ж. Другого выхода нет.

– Мне нужен, – говорит она, – нож.

– Что? – удивляется Питри.

– Да, нож. Поострее.

– Ой, – пугается он.

– И железная сковородка.

Мулагеш изумленно наклоняет голову:

– Что?

– А еще две луковицы, петрушка, соль, перец, паприка, три фунта козлятины. Ну и все пока.

Сигруд со стоном закрывает лицо руками. Шара подчеркнуто не обращает на него внимания и направляется обратно в здание.

– Пошли, – говорит она, приглашая их за собой.

– Что?! – вопрошает Мулагеш. – Что происходит, мать вашу?

Сигруд что-то ворчит себе под нос, а потом неохотно поясняет:

– Она всегда, когда злится сильно, готовит.

Шара останавливается и, не оборачиваясь, упирается пальцем в Сигруда:

– Твои агенты еще в деле?

– Естественно, – пожимает плечами Сигруд.

– Тогда пусть проследят за Торской и Уикловым. И докладывают каждый час.

– А почему бы тебе не поручить это мне? – еще больше удивляется Сигруд.

– Ты мне нужен здесь, – отвечает Шара. И добавляет, широко шагая по коридору: – Нам надо тут кое с чем разобраться.

– С чем это? – настораживается Мулагеш.

– С кое-чем мертвым, – отвечает Шара. – Или с тем, что должно было умереть, но не умерло.

* * *