– Вот,– голосом аквариумиста повторил он.– Это старый Егорка. А точь такое же он нынче Кобылкину отстрелил. Не слыхали? Тоже, в могиле теперь – Кобылкин-то. Сидит. Могилы-то видели, наверно? Там у них и кровати, и все. Кто больно страшный или вот отстреленный, допустим, какой – эти там. Сиди, мол, и все. Сиди, мол, пока мы тебе покойничка покрасивше где подберем… Вообще, по правде сказать, жизнь у них, конечно, гове… ну, плохая, в смысле. Ну, пивка, правда, отпускают, конечно…
Еще раз – как бы в размышлении – бултыхнув банку, он поставил ее на место, накрыл блюдцем и выключил музыку.
– Ну чего, айдате попьем? Пива-то? А если, может, торопитесь – с собой можете, пожалуйста, набрать, это ничего. Только где брали, не говорите, ладно? А то ведь, сами понимаете, дело секретное, такое тут набежит…
Медленно обернувшись к Волку, Анна увидел, что Волк смотрит на него. Вероятно, это длилось уже порядочное время – по крайней мере, взгляд был тяжел, как всякий длительный взгляд. Анна криво усмехнулся и мотнул головой.
– Послушайте,– сказал он,– похоже, вы тут все знаете…
– Ну так-то – да,– подтвердил щекотурщик.– Мы ж тут рядошные все. А чего вам узнать?
– Вот что: вы не слышали когда-нибудь фамилии Пинчук?
– Фамилии? А на что вам фамилии? – насторожился щекотурщик и царапнул кнопку.– Это вы, наверно, записывать хочете?
– Что записывать?
– Ну фамилии-то. Да не надо записывать, чего вы, зачем… Да и пьянчуг – где уж мы, разве пьянчуги, зачем! Так, ради воскресенья, пивка да и все. Остается же все равно, лишнее, куда…
– Все,– кратко сказал Волк.
Протолкавшись через зал к выходу – Анна шагал по коридору, который без слов и энергично прокладывал Волк,– они добрались до окна слишком быстро, чтоб останавливаться для каких-то раздумий около. Когда, погасив собой свет, в окно выбрался Волк, Анна вылез следом и, выпрямившись уже во дворе, ненадолго прикрыл глаза, чтоб приспособиться к жизни на свету.
Когда он решил открыть глаза, все было, как тому следовало.
Рядом стоял Волк, держа в руке автомат.
Четверо вокруг ведра пялились по-прежнему тупо и в никуда.
А возле танка раскачивались два однонога. Один пил, запрокинув чайник над маленькой головой. Другой, щурясь сквозь папиросный дым, мочился на танк.
А Егорушка Стуков спал. И видел сон.
1991 г.