Город Масок

Но он пока ничего не сказал Родольфо. Почему-то Люсьен был уверен, что не сможет вернуться в Беллецию. пока будет вдали от родных мест. И он не был уверен, но, возможно, его отсутствие будет очень кстати — Родольфо считал, что здесь становится слишком опасно, и попросил Люсьена обязательно возвращаться в палаццо, прежде чем стравагировать домой.

— Везет тебе, — сказала Арианна. — Я бы так хотела поехать в другую страну, например в твою Англиа.

— Может, так и будет. — ответил Люсьен. — А может, ты даже посетишь другой мир — может, ты тоже станешь страваганте и посетишь мой. Я не вижу никаких причин для того, чтобы все страваганти были мужчинами.

Глаза Арианны засияли.

— Ты прав! Похоже, мне уже не стать мандольером, но могу поклясться, что из меня получится страваганте. Может, я попрошу об этом синьора Родольфо.

Они сидели в кофейне возле театра, в той самой, где пили шоколад в тот день, когда Люсьен впервые попал в Беллецию. Человек за стойкой очень внимательно наблюдал за ними и, когда они допили свои напитки и вышли, кивнул человеку в углу, доедавшему пирог с абрикосами. Тот закончил есть, взял свой синий плащ и подошел к своему новому другу.

* * *

Ринальдо ди Киммичи переносил пытки проклятых. Он ничего не знал о молодом убийце с самой ночи праздника Маддалены. Может, он сбежал с половиной денег, уже отданной ему? Отношение Герцогини к послу вроде бы не изменилось, так что это могло значить, что покушение просто не состоялось, но она была очень коварным и тонким противником, и он не мог быть ни в чем уверен.

Что особенно мучило его, так это то, что он не знал, что именно произошло той ночью, и не видел никакой возможности узнать об этом. Он решил довериться Энрико.

Шпион был очень польщен. У него ушло столько времени и усилий на то, чтобы завоевать доверие посла, что теперь он был просто переполнен довольством. На самом деле он не испытывал к ди Киммичи ничего, кроме презрения, за столь неуклюжее покушение. Сам Энрико знал, по крайней мере, полдюжины людей, которые бы сделали все как надо. Он даже сделал бы это лично — за соответствующую плату.

И хотя он был напуган мыслью о том, что это его информация позволила организовать покушение, но быстро решился рассказать о том, что только что выяснил.

— Есть еще один способ повлиять на ее светлость, ваше превосходительство, — сказал Энрико.

Ди Киммичи сделал знак, чтобы тот продолжал.

— Вы помните мальчика, молодого ученика синьора Родольфо?

Посол кивнул.

— Продолжай, — сказал он.

— Ну, похоже, что сенатор очень любит его. А мы знаем, что ее светлость очень любит сенатора.

Хищный взгляд Энрико заставил посла вздрогнуть. По натуре он был очень брезглив, и необходимость общения с этим гнусным человеком вызывала у него отвращение. Но он не мог позволить себе проявлять гордость. Он кивнул.

— Вам не кажется, что Герцогиня будет очень огорчена, если любимчик ее фаворита окажется под угрозой смертного приговора?

— Несомненно, — сказал ди Киммичи, — но как тебе удастся это организовать?

Энрико почесал нос.

— Доверьтесь мне, у меня есть план. Мы знаем, что этот парень не из Падавии. И тем более он не из Беллеции.

— Какое все это имеет значение? — спросил посол, знавший, что мальчишка вообще из такого места, о котором Энрико не имеет ни малейшего представления.

— Вы что, не знаете о Запретном дне? — напомнил ему Энрико. — Он был в Беллеции на следующий после Венчания с Морем день. У меня есть свидетели. Если он не родился в Беллеции, то поплатится за это жизнью.

* * *

Теперь, когда она знала, что он в безопасности, и возбуждение по поводу покушения прошло, Арианна решила, что очень сердита на Люсьена за то, как он с ней поступил.

— Ты не представляешь, как я за тебя волновалась! — говорила она, пока они возвращались к Родольфо. — А у тебя все это время были приключения. Я уверена, что Герцогиня считает тебя героем, тебе досталось все это серебро. И мерлинский кинжал, — добавила она, с завистью взглянув на рукоятку кинжала убийцы, торчавшую из-за пояса Люсьена. — А мне пришлось возвращаться домой в одиночестве и говорить тете неправду: что ты проводил меня только до двери.

— Я ничего не мог поделать, — раздосадованно сказал Люсьен. — Я, похоже, был немного не в себе, прыгая в канал, и, когда очутился в ее мандоле, у меня не было времени на раздумья. И уж точно я там не веселился, можешь мне поверить.

Они впервые были так близки к тому, чтобы поссориться, и остаток пути проделали в полном молчании.

* * *