Город Мечтающих Книг

Наконец мы подходим к окраине, усталые, голодные, исполненные любопытства — и чуть-чуть разочарованные. Не видно ни внушительной крепостной стены, ни охраняемых ворот (скажем, в виде гигантской твердой обложки, которая, покряхтывая, открылась бы на наш стук), нет, есть лишь несколько узеньких улочек, по которым вступают в город или покидают его, спеша по своим делам, обитатели Замонии всех рас и размеров. Большинство несет под мышкой стопки книг, некоторые даже волокут за собой целые тачки. Сценка у ворот самого обычного городка, если бы не бесчисленные книги.

И вот, мои отважные спутники, мы стоим на волшебной границе Книгорода — именно здесь, без всяких фанфар начинается город. Вот сейчас мы переступим его невидимый порог, войдем и узнаем его загадки и тайны.

Сейчас, сейчас.

Но прежде я хочу ненадолго прерваться и сообщить, по какой причине вообще отправился в дорогу. У каждого путешествия есть свой повод, и мой заключался в пресыщении и юношеском легкомыслии, в желании вырваться из привычного уклада, узнать жизнь и повидать мир. Кроме того, мне хотелось выполнить обещание, которое я дал умирающему, и, не в последнюю очередь, я шел по следу удивительной загадки. Но все по порядку, друзья!

В Драконгоре

Когда юный обитатель Драконгора[2] вступает в возраст, достаточно зрелый для чтения, он получает от родителей так называемого «крестного во литературе». Обычно его выбирают из родных или ближайших друзей, и с сего момента он отвечает за литературно-поэтическое воспитание юного динозавра. Такой крестный учит воспитанника читать и писать, приобщает к искусству замонийской поэзии, наставляет в круге чтения и обучает писательскому ремеслу. Он выслушивает его стихи, обогащает словарный запас и так далее и тому подобное — иными словами, всемерно способствует творческому развитию крестника.

Моим крестным был Данцелот Слоготокарь. Когда этот мой дядя по материнской линии взял меня под свое крыло, ему было уже более восьмисот лет, — ископаемое по меркам Драконгора. Дядюшка Данцелот был крепким стихоплетом без особых амбиций, писал на заказ (в основном хвалебные адресы для праздников), а еще считался одаренным текстовиком по части застольных и похоронных речей. Собственно говоря, он был скорее читателем, нежели писателем, скорее любителем литературы, нежели ее творцом. Он заседал в бесчисленных комитетах по присуждению премий, организовывал поэтические состязания, подвизался независимым лектором и литературным «негром». Сам он опубликовал лишь одну книгу «Об отраде огорода», в которой настойчиво воспевал пышно разросшиеся грядки синекочанной капусты и распространялся о философских импликациях приготовления компоста. Свой огород Данцелот любил почти как саму литературу и без устали проводил параллели между укрощенной природой и поэзией. Собственноручно посаженный куст клубники равнялся для него выстраданной поэме, выверенные грядки спаржи — ритмическому рисунку стиха, а гора компоста уподоблялась философскому эссе. Позвольте, мои терпеливые друзья, привести коротенькую цитату из уже давно распроданного сочинения Данцелота: по его описанию простой синекочанной капусты вы составите себе много лучшее впечатление, чем из тысячи моих слов: