Город мелодичных колокольчиков

Шах Аббас смеялся. Во дворце Чехель-Сотун было пустынно, и он мог дать волю обуявшему его хохоту. Из тридцати пяти миниатюр «Калилы и Димны» — книги индийских басен — эта вызвала у него веселые слезы. Удирающим ослом, изображенным между двух деревьев, он представил царя Теймураза, лисой, бегущей рядом с ослом и воинственно на него смотрящей, — Хосро-мирзу, а себя — львом, догнавшим осла и вонзившим в его бархатистую спину свои острые зубы.

В Чехель-Сотун, возведенный им дворец сорока колонн, — двадцати, поддерживающих резной карниз, и двадцати их отражений в водоемах, — он, шах Аббас, вложил свое высшее желание: быть в веках величественным и постоянно отражаться в сознании людей.

На высоту полета орлов поднял он Исфахан и по праву смеет воскликнуть: «Исфахан нисф-и-джахан!»[17]. По его повелению даваттар — начальник писцов — точно подсчитал то, что преисполнило шах-ин-шахское сердце гордостью. В шах-городе, окруженном глинобитными стенами, создано им, «львом Ирана», сто шестьдесят две мечети, сорок восемь религиозных школ, тысяча восемьсот два караван-сарая и двести семьдесят три общественных бани. И теперь султан Мурад IV, собака из Сераля, посягает на крепость шиитов, жемчужину Сефевидов — неповторимый Исфахан!

Почему султан руками Георгия, сына Саакадзе, сокрушил Абаза-пашу и усмирил Эрзурум? Почему привел в покорность вождей арабов в Сирии? Почему нацелился на город красоты — Багдад? Аллах и его ставленник на земле, шах Аббас, знают почему. Имея за спиной мирные вилайеты и овладев Багдадом, можно повести наступление бешеных орт янычар на Керман-шах — Хамадан, на Дизфуль — Исфахан. И Георгий Саакадзе — хищник из Гурджистана, он же Моурав-паша, созданный воображением султана, — распустив по ветру свои три хвоста-бунчука, не преминет нанести удар шаху Аббасу в самое сердце — Исфахан. К Русии тянется.

Иса-хан с тяжелыми вестями прибыл к стопам «льва Ирана». Но он искусный полководец, и не его вина, что Георгий, сын Саакадзе, неуязвим. Ведь сам шах-ин-шах наградил гурджи званиями Непобедимый и Копье Ирана. Теперь на этом копье зеленый значок с полумесяцем. Иса ни при чем.

Сам шах Аббас должен перехитрить Моурав-пашу. Надо использовать время, пока нет его в Гурджистане, подчинить наконец эту непокорную страну гор, установить там персидские порядки, а затем все внимание сосредоточить на линии Багдад — Диарбекир.

Аллах милосерд! Тысячи тысяч сарбазов не могли бы сделать то, что сделали дожди в Месопотамии. Спасительные дожди!

Каждый день оттуда прибывают гонцы и приносят приятные вести: дожди рушат Месопотамию, день за днем — семьдесят дней подряд! Евфрат и Тигр, покинув берега, угрожают бескрайним просторам. Солнце тонет в громоздящихся тучах, в море грязи превратились дороги и пути, ведущие к пределам Ирана. Сам аллах вмешался в войну, справедливо предпочитая помочь не султану, а шаху. Но это не значит, что все надо свалить на аллаха. Необходимо подготовить и самому «льву Ирана» сокрушительный удар, дабы уничтожить войско султана, отвергнутое небом. Уничтожить на линии Диарбехир — Багдад.

Тысячи сарбазов, освобожденных от необходимости стеречь призрак страха в Гурджистане, он, шах Аббас, бросит против полководца Мурада IV. И как первый разведчик государства Сефевидов, он должен обследовать Месопотамию и подготовить аемлк арабов для большой войны.

Собираясь в дальний путь, шах решил закончить еще одно важное дело… В Чехель-Сотун созвал он ханов, советников и полководцев. Мраморные фигуры рабов вздымали чаши фонтанов. Под мелодичный шум падающей воды до ночи совещался с ханами шах Аббас, открыв им свой план — руками Хосро-мирзы присоединить Гурджистан к Ирану.

— О всевидящий и предрешающий! — воскликнул Иса-хан, застыв в почтительном поклоне. — Мудрость твоего ставленника осветит погрязшую во тьме страну!

— Аллах пошлет догадливость Гурджистану покориться шах-ин-шаху! — возвел к небу руки обрадованный Караджугай. — Наступит полная покорность, ибо Хосро-мирза предан «льву Ирана», как луна небу…

— О опьяненный хан-див, — приложил руку к сердцу Эреб-хан, — ты все же дождался фермана на воцарение терпеливого мирзы, чтобы опорожнить лишний кувшин за грозного, но великодушного «льва Ирана»…

Шах милостиво улыбнулся и умышленно пригрозил своему любимцу.

— Видит пророк, ты, Эреб-хан, никогда не утолишь свою жажду, ибо она неутолима. Знайте, ханы, я решил не сразу одарить Хосро-мирзу короной Картли-Кахети, пусть раньше от моего имени правит страной гор, хоть и получит тайный ферман и право воцарения. Иначе скажут: «Шах не мог покорить Теймураза, а пришел Хосро — царевич Кахети — и сразу превратил огонь в пепел».