Город мертвецов

– Скажете, что это я вас прислал. Коля недорого возьмет. Водит он осторожно, не волнуйтесь. Доставит, куда скажете.

С чувством поблагодарив отзывчивого учителя, Инна отправилась на поиски Коли. Тупиковая ситуация, кажется, должна была вскоре разрешиться.

Глава 4

Наверное, было уже часа два, а то и три пополудни. Солнце не собиралось сдаваться, жара лишь набирала обороты. Инне уже не хотелось к друзьям, она устала, от хорошего настроения не осталось и следа.

Хотя Натуся и была самым близким ей человеком на всем белом свете, однако в трудные минуты Инна предпочитала оставаться одна, наедине со своими переживаниями.

Но, конечно, поехать к Натусе и Диме придется. Они ждут, переживают, и Инне было стыдно, что она из-за своей неосмотрительности заставила их волноваться. Натусе нервничать вредно, она и без того очень тяжело переносит беременность.

Рожать ей совсем скоро, супруги уже договорились с врачом: Натуся вбила себе в голову, что это будут домашние роды. Инна надеялась отговорить подругу, убедить ее приехать в Казань или хотя бы в ближайшую районную больницу. Мало ли что может произойти! Первые роды в тридцать два (Натуся была немного старше Инны) – это не шутки. Вдобавок Натуся сердечница. А в больнице все-таки аппаратура, лекарства, целый штат врачей и медсестер.

Хотелось бы надеяться, что ей удастся найти нужные слова, урезонить Натусю и заставить ее прислушаться к голосу здравого смысла. А сейчас главное – выбраться из Старых Полян.

Чтобы найти Колю, пришлось вернуться на улицу Жукова. Нужно пройти немного, сказал Павел Иванович, потом свернуть налево, в Профессорский переулок, и, миновав его, выйти на улицу Грибоедова. Будущий Иннин спаситель жил в доме номер четырнадцать с зеленым забором.

Держа в голове эту нехитрую инструкцию, девушка шла быстрым шагом, не глядя по сторонам. Насмотрелась уже на местные красоты, хватит. Нырнув в нужный переулок, где стояло всего четыре дома, Инна приготовилась пробежать по нему, как вдруг увидела мальчика.

На вид ему было лет десять или одиннадцать. А может, еще меньше: бездетной Инне сложно было правильно определить детский возраст. Белоголовый мальчик в сине-черных полосатых шортах и выцветшей футболке, которая когда-то была красной, сидел прямо на земле, прижавшись спиной к забору, обхватив острые колени руками. Руки и ноги у него были тонкими, как палочки, стоптанные разношенные кроссовки казались несуразно огромными, как ласты.

За серым забором росли раскидистые старые яблони. Их тяжелые ветви отбрасывали на землю густую чернильную тень. Инна подошла ближе, и мальчик поднял голову, внимательно посмотрел на нее. У него были необычные глаза – широко расставленные, очень черные, так что радужка сливалась со зрачком, а взгляд – серьезный и сосредоточенный.

При виде Инны на лице мальчика промелькнула досада. Возможно, подумалось ей, он вместе с другими детьми играл в прятки, а взрослая тетенька своим неожиданным появлением помешала игре.

Инна вдруг почувствовала себя неловко и хотела побыстрее пройти мимо ребенка, но тот, все так же серьезно глядя на нее, тихо сказал:

– Здравствуйте.

– Привет, – неуверенно улыбнулась Инна. – Ты чего тут сидишь один? Прячешься, наверное?

– От него не спрячешься, – ответил мальчик. – Везде найдет.

От безнадежности, прозвучавшей в его голосе, у Инны мурашки побежали по спине. Маленькие дети не должны разговаривать таким тоном. Их голосам полагается быть звонкими, радостными, в них должен звучать беззаботный смех, а не горечь.

– О ком ты говоришь? – спросила Инна.

– Вы не здесь живете. – Мальчик не ответил на ее вопрос. – А то бы знали.

Разговор стал закручиваться какой-то неправильной спиралью, уводить не туда.

Инна сняла с плеча сумку, опустила ее на землю и присела на корточки возле мальчика. Теперь их лица оказались близко-близко, и внезапно она ощутила укол в сердце.

Эти удивительные глаза… Как она сразу не заметила?

Мальчик был неуловимо похож на Игоря.

Единственного мужчину, которого она любила.

И которого потеряла.

То был прекрасный, сумасшедший роман, закончившийся четыре года назад ощущением гулкой пустоты и нестерпимой боли. В последний день жизни этого романа, очнувшись от наркоза, Инна поняла, что у непоправимых ошибок, оказывается, есть особый запах – острый, холодный больничный запах, намертво въевшийся в стены операционных блоков. С тех пор в поликлиниках и больницах на нее всегда медвежьей тяжестью наваливалось предчувствие беды.

С того дня им с Игорем стало невыносимо бывать вместе. Они жили рядом, здоровались и прощались, садились за стол и проводили вместе ночи, но оба понимали, что все между ними умерло.

Ее лживые слова о том, что дети – новые, желанные, запланированные, появившиеся вовремя, а не тогда, когда ей жизненно необходимо проявить себя на работе с самой лучшей стороны! – обязательно будут, казались выцветшими, тонкими, как папиросная бумага. Они рвались, умирали, не успев скатиться с губ, и не было им веры…