Город мертвых

— Ну что говоришь, ведь он стеснялся нас, поэтому никого в дом не приводил. Бедности нашей стеснялся, так и сказал, когда я его про семью, про внуков спросила. Рассмеялся мне прямо в лицо и сказал, что в нашу нищету он невесту не приведет.

Отец Олега нервно возразил:

— Да зачем ты так о нем, ведь молодой еще, не понял, что счастье не в деньгах, а в семье крепкой. Он ведь и зарабатывал нормально на заводе, почти все время там проводил. На машину накопил. Начальство его ценило, часы подарили даже на Новый год.

Но женщину уже было не остановить, она захлебывалась от слез, дрожала, как в лихорадке. Маленькое тело раскачивалось из стороны в сторону, горе выплеснулось наружу:

— Ах, если бы мы могли, если дали ему больше, то он был бы жив! Ведь он почти не разговаривал со мной, приходил поздно, уходил рано. Надо было интересоваться, общаться с ним каждый день. Я так жалею, так жалею, что не обняла его, когда он уходил в последний раз. Даже гроб был закрытым, вдруг там не он, вдруг что-то перепутали.

Муж пытался остановить ее истерику, подал воду, ухватил за руку:

— Перестань, ты же видела, что от него осталось. И там были часы, это именные часы, с надписью. И это его машина, кто бы ехал на его машине? Это был он, перестань.

Пожилой мужчина покосился на оперативника, в его взгляде читалась мольба — уходите, перестаньте нас мучить. Он обнял жену за плечи, а та закрыла ладошками серое лицо, сотрясаясь в глухих рыданиях. Гурову хотелось уже распрощаться, но он так и не расспросил о стрельбе на кладбище.

Отец Шанурина, предугадав вопрос, резко ответил:

— Мы не знаем, что произошло на похоронах. Вообще первый раз видели этого человека, американца. Я даже не знал, что наш сын с ним как-то сотрудничает. У них маленькое производство и все заказы из России, стекла и зеркала для строительства. Не понимаю, что он делал на кладбище и при чем тут Олег. Это какое-то недоразумение.

— Вы видели, кто стрелял? Или, может быть, когда шли от ворот, заметили прохожего?

Женщина отняла руки и подняла на него заплаканное лицо:

— Это мой единственный сын, мой ребенок. Я от горя не помню, когда ела, я не сплю со дня аварии. Да я себя не помню, а вы спрашиваете про каких-то чужих людей. Зачем, зачем это все, ведь это не вернет мне Олежку…

Она снова залилась слезами, отец Шанурина сурово нахмурился и кивнул оперу в сторону входа. Лев Гуров попрощался, но, кажется, его никто даже не услышал. Ему пришлось самому идти к двери. Когда горький плач матери заглушила входная дверь, он в недоумении пожал плечами — что за странная история, надо поинтересоваться, как скромный менеджер маленького стекольного заводика стал управлять российским проектом американского миллионера. Хотя на душе у него скребли кошки от вида безутешно рыдающей женщины, что похоронила своего ребенка, и все же сыщик нашел нестыковки, которые могли привести его к разгадке нападения на Горецкого.

В машине, не обращая внимания на хмурое лицо Бориса, Лев заявил:

— Мне нужны документы по проекту, которым занимался Шанурин.

Тот скривился и отчеканил:

— Босс уже сказал, с бизнесом все чисто, это проверили несколько юристов. Нападение не связано с проектом, — и нажал на газ. Джип рванул по улицам в сторону дома Мичурина.

Тон опера стал стальным, он умел быть настойчивым, когда этого требовали обстоятельства:

— Послушай, если я говорю, что мне нужны документы, то это значит, что они мне нужны. Шанурин погиб в аварии, в твоего босса стреляли во время его похорон. Слишком много случайностей. Шанурин и твой босс связаны только проектом, Шанурина оплакивают его родители, мистер Риккер чудом жив. Мы можем и дальше ходить кругами, пока убийца не завершит начатое.

Каменное лицо охранника пошло пятнами, он вдруг перегнулся на заднее сиденье и швырнул в опера тяжелый чемодан: