Но тут его мучитель сдернул пакет, опер смог сделать глубокий вдох, потом еще несколько раз жадно всосал воздух. Через звон в ушах пробился голос Горца:
— Ты же не дурак, опер, ты знаешь, что будет дальше. Хочешь долго и мучительно умирать? Соглашайся, один звонок, и моя семья вернется ко мне. А ты вернешься к своей.
От кислородного голодания все вокруг плыло, внутренности выворачивало, а голова пульсировала болью. С трудом Лев разлепил губы. Единственное, что ему поможет сейчас, — это быть максимально честным с бандитом. Терять уже нечего, кроме жизни, поэтому можно рассказать все без утайки, тогда, может, все-таки Горец поймет, что отечественная полиция не похищала его семью, да и вообще никак не старается оказать на него давление.
— Послушай, Горец, да, я знаю о твоем прошлом. Даже историю о похищенном воровском общаке знаю. И да, ты прав, у нас нет на тебя никакой информации. Она нам и не нужна, никто, слышишь, никто не собирался тебя арестовывать или расследовать дела того времени. Да, я солгал, назвался чужим именем, но лишь чтобы понять, имеешь ли ты отношение к исчезновению людей. Не двадцать лет назад, а сейчас. Я расследую массовое исчезновение депутатов, чиновников, бизнесменов. Наша встреча на кладбище случайна, никаких подстав, я всего лишь хотел найти связь между вашим появлением в стране и теми людьми, что пропали. Я не хотел на вас работать, это случайность.
— Ложь! Кроме тебя, никто не знал, что Балок работает меня!
Лев поднял голову, разлепил ресницы, мокрые от слез и пота. Ему больно держать голову прямо, и все же опер старался не сводить глаз с Горца, чтобы тот убедился — он не лжет.
— Да, я разговаривал сегодня с Борисом, он сказал мне, что узнал мое настоящее имя и должность. Но я не убивал его. Забрал деньги, они лежат у меня в сейфе. И просто вышел из машины. О вашей дочери я не знал, даже не догадывался, что она здесь, в России. И о внуке не знал. Вы лишь часть чьего-то преступления, и я расследовал не ваши дела, а того, кто убил Бориса, того, кто похитил ваших близких. И того, кто перед этим расправился еще с десятком людей, поджег дом свидетеля его преступления.
— Ты лжешь! — снова воскликнул Горец, но его пальцы сжимались и разжимались, отражая внутренние сомнения. — Если ты не занимаешься моими делами, какого черта ты крутился вокруг «Сансити»?
Гурову хотелось орать от злости, он понимал, что и он, и бандит стали пешками в чьей-то игре. Хитроумной, сложной, такой запутанной, что оба теперь не могут понять друг друга. Он прохрипел:
— Пожалуйста, дайте воды. Я все расскажу, что знаю, а вы уже сами решите, надо ли меня мучить или убивать. Мне плевать, что вы тот самый Горец, мне плевать, как вы оказались там, где находитесь сейчас. Я не бегаю за тенями из прошлого, мне нужен тот, кто совершает преступления сейчас. Я — не он, и вы — не он, нас свела случайность, или специально стравили друг против друга. Так уж вышло, что у вас с нами один враг, помогите мне его найти.
Бандит сидел с опущенной головой, окунувшись в свои мысли. Он лишь резко бросил:
— Принесите ему воды.
Его подельник за спиной Гурова замешкался, и Горец рявкнул:
— Ну, я приказал воды! И мокрое полотенце. Можете развязать ему руки.
Когда Лев стер кровь и сделал несколько глотков, чтобы хоть чуть-чуть облегчить боль в горле, бандит откинулся на спинку кресла. Голливудская улыбка исчезла, на лице пролегли темные тени и морщины. Он процедил:
— Хорошо, у тебя есть шанс убедить меня. Я тебя выслушаю. Если не поверю, то прикончу. Обменяю дочь и внука на старика, у которого ты живешь, или на жизнь твоего начальника. Десять минут.
Лев кивнул, хотя понимал, что Горец ему поверит и у него есть теперь целая жизнь, чтобы доказать свою правоту. Опер сделал несколько медленных глотков, наблюдая за встревоженным бандитом. Тот держался высокомерно, но внутреннее напряжение проявилось в морщинках вокруг глаз, в следах усталости, что отпечаталась на лице. Пока Лев рассказывал обстоятельно о том, как оказался на кладбище, чем занимался последние несколько дней, человек на экране сидел с опущенной головой. Бывший бандит не давал проникнуть ему в голову, считать эмоции, которые сейчас испытывает. После рассказа в темном пространстве застыла тишина. Лев молчал, прикидывал, что сейчас удачный момент для побега. Руки у него свободны, можно соскочить со стула и им же оглушить охранника. Пускай за дверью есть еще несколько, но у охранника есть пистолет, и можно будет оказать сопротивление, а еще лучше — успеть развязать веревку на ногах и сбежать через окно под потолком, откуда шел тусклый свет. Они сейчас, скорее всего, на каком-то складе, так что скрыться от погони будет легко. Тем более приятно будет провернуть задуманное на глазах у Горца, который придет в бешенство по ту сторону экрана, не имея возможности его остановить. Только Лев понимал, что его побег все испортит: бандит перестанет ему доверять, а свою месть направит на беззащитного старика Мичурина или генерала Орлова. Приходилось ждать и терпеть.