Город на границе Снов

Дух впитывается в тело Эммы, и девушка резко поднимается на ноги!

Ее глаза заволокла черная пелена, а лицо потрескалось чернотой, что сочилась через эти трещины.

- Гр-р-а-а-а-а! – завопила одержимая и кинулась на Эрика, но тут в дело вступаю я.

Хватаю Эмму за руки и пытаюсь сдержать.

Тварь изворачивается и бьет меня рукой, которая усилена демонической мощью, но этим она лишь придает мне энергию, которую я тут же поглощаю и становлюсь еще сильнее. Получив нужный заряд, я без труда заламываю ее руки и валю на пол. Демон пока не укоренился в ней, он не преобразовал тело девушки, потому оно сейчас так слабо.

- Держи ее, - сказал Эрик и, взяв в одну руку серебряный крест, а во вторую - Библию, начал изгонять духа. – Exorcizo te, immundissimespiritus, omnisincursioadversarii, omnephantasma, omnislegio, innomine Domininostri Jesu Christieradicare, eteffugareabhocplasmate Dei. Ipse tibiimperat, qui te de superniscaelorum in inferiora terrae demergipraecepit!.. – начал он читать молитву.

- Гра-а-а-а! – демон рычит и желает вырваться, но его движения скованы, и он лишь машет головой, пытаясь достать меня зубами.

Ничего у него не выйдет.

-  Ipsetibiimperat, quimari, ventis, ettempestatibusimpersvit, - молитва экзорциста продолжается, а бес кричит, но ничего не может сделать.

Ритуал продолжается, а бес слабеет и начинает покидать тело несчастной жертвы.

- Ха-а-а-а… - выдохнула уже Эмма.

Эрик дал мне сигнал, и я отпустил ее.

Девушка лежала на полу и медленно приходила в себя.

- Ха-а-а-а… - заплакала она, когда к ней начала возвращаться память. – Мама…

Сейчас она вспоминает все, что делала за это время, и память обрушивается на нее непрерывным дождем. Эмма ревет, плачет, льет горькие слезы, но ничего уже не может поделать.

- Вот и все, - спокойно сказал Эрик. – Как хорошо, что не пришлось воспользоваться той штукой. Теперь ее можно спокойно вернуть и платить ничего не нужно, - произнес он с веселой улыбкой.

Сноходец  посмотрел на что-то в своей сумке, что он так и не доставал. Видать, «купил» у знакомой, и теперь рад, что я сумел найти разгадку этой тайны.

- Кхы-ы-ы-ы… мама… - подала голос Эмма.

- Чего ты там воешь, ничтожество? – Эйбон смерил ее взглядом, полным отвращения. – Ты заслуживаешь свою хреновую жизнь и все что с тобой случилось. Ты тварь, которая ради своего мелочного эгоизма мучала собственную мать, что любила тебя. Скажи, ты оправдывала это местью, за то, что она заставляла тебя в школу ходить или не давала мультики смотреть? Небось, как получила свою свободу, целыми днями бездельничала и наслаждалась уединением. В зеркало-то смотреть не стыдно?

- Хы-ы-ы-ы-ы… - тихо ревела девушка, уткнувшись лицом в пол.

Под ней уже образовалась лужа слез.

- Что? Не нравится, когда тебе говорят такое в лицо? – продолжал он. – Тебе стоит послушать и осознать, кто ты.

- Эрик, - подал уже я голос. Она, конечно, виновата, но мы план уже выполнили, а потому…

- Ненавижу таких людей как ты. Только подумаешь, что уже знаешь, как низко может пасть человек, так кто-нибудь обязательно пробьет дно… Собственную мать, годами пытать, и ради чего?

- Эрик, хватит….

- На жалость давишь? Ты моральный урод, который пытал ту, что любила тебя. А теперь ноешь и хочешь, чтобы тебя пожалели.

- Прекращай уже.

- Ха-ха-ха-ха-ха! Все вы одинаковые, - он склонился над ней и улыбнулся. – Вот бы вы все сдохли и просто…

- Хватит, я сказал! – повысил я голос.

Хватаю напарника за руку и дергаю на себя.

- Прекрати уже.

- И почему я должен? – гневно прищурился он. – Такие, как она заслуживают, чтобы их забили камнями, и оставили подыхать в какой-то канаве. Ты думаешь, мы исполнили свою миссию? ХА! Да как только мы уйдем, все тут же вернется, как было. Она продолжит травить мать, она продолжить жить этой жизнью, а затем появится еще один «святой дух», что опять избавит ее от проблем.

- Она может измениться…

- Люди не меняются!

- ЛЮДИ МОГУТ ИЗМЕНИТЬСЯ! – зарычал я. – Люди могут стать лучше и исправить свои ошибки! И ставя на ком-то крест, ты никому нихрена не помогаешь!

- Измениться – могут! – уже взбесился он. – О, видел я это! – он оттолкнул меня и посмотрел в глаза. – Стоит чему-то случиться, слегка сколупнуть налет цивилизации, и меняются, прям стаями. Только лучше почему-то не становится ни один. Мужчины, женщины, старики, дети – все одинаковое зверье!

Он говорил это и в его глазах я будто увидел… боль… ужасную боль, которую он сам испытал.

Но я не стал отступать и продолжил смотреть в его глаза.

- Ты еще скажи, что мы все мразями прямо рождаемся, - прошипел я. – Чтобы ты не пережил, это не дает тебе право поливать окружающих дерьмом! 

Мы оба замолчали и сверлили друг друга взглядом.

Мы оба верили во что-то свое и не собирались отступать, и от того ненависть друг к другу все росла и росла.

Вскоре Эрик отошел от меня.

Он повернулся к тумбочке, взяв листок, и написал на нем что-то, а после ножом пригвоздил листик к стене.