Город на холме

А вот с Рахелью, вернее, с ее обезумевшей от ненависти мамашей, были сплошные проблемы. Хорошо, пускай она ненавидит евреев, но даже суки и кошки не отказывают новорожденным щенкам и котятам в грудном молоке. Фейга отказалась кормить свою дочь и ни разу не нее не взглянула. Отвергнутая матерью, Рахель еле цеплялась за жизнь, плохо набирала вес. Надзирательницы подходили к ней, только чтобы покормить и сменить памперсы, и я не мог их за это винить, они и так делали больше своих обязанностей. Нам ее не отдавали, потому что до двух лет заключенная мать имеет право держать ребенка при себе. За всю историю Неве Тирцы такого еще не было. Если мать отказывалась от ребенка, его брали родственники. Надо ли говорить, что Рахелью не интересовался никто, кроме нас.

- А что вы хотите? – говорила пожилая усталая тюремный психолог нам с Малкой и соцработнице, кстати, малкиной приятельнице. – Она так рассуждает: если девочку все равно заберут, все равно отдадут ненавистным евреям, то зачем ее кормить, зачем к ней привязываться? Кстати, чует мое сердце, просидит ваша Фейга десять лет в одиночке. Ну, куда ее сунуть? Ни к арабкам, ни к еврейкам.

Малка сидела молча и роняла слезы на сумку с детскими вещами. Она ненавидела себя за то, что у нее нет молока.

- Чем вы ее пока кормите? – спросила соцработник.

- Формулой из бутылочки.

- А у вас других кормящих женщин нет?

- Еврейка одна. Сами понимаете, арабкам ее доверять нельзя. Задушат или головой об стену.

- А почему вы не отдали ребенка еврейке, у которой есть молоко?

Психолог и соцработник уставились на меня, как будто я сморозил несусветную глупость. Так оно и было.

- А как вы себе это представляете? Ребенка в общую камеру, к уголовницам? Там и убийцы есть. Кстати, женщина, о которой идет речь, убила любовницу мужа. И потом, я не имею права заставлять заключенную кормить дополнительного младенца.

- Скажите, – зашелестела Малка, – а детоубийцы в той камере есть?

- Нет. Детоубийцы у нас по одиночкам сидят, их другие заключенные женщины ой как не жалуют.

- Ну хорошо, заставлять эту женщину нельзя, но попросить ее можно? Она сейчас не занята?

- Да чем она может быть занята? Плеер слушать?

Психолог набрала охранный пункт.

- Лираз, ты? Да нет, ничего не случилось. Приведи заключенную в комнату номер 12. Сигалит Сасон, ну ту, которая недавно мальчика родила. Мы сейчас туда подойдем.

Сигалит Сасон оказалась веселой круглолицей бабенкой с прической, которую Малка называла “мама-использует-мою-голову-вместо-швабры”. Войдя, она уставилась на меня с таким живым интересом, что я понял, что мужчин они тут не видят месяцами.

- Ну, как дела? – поинтересовалась психолог.

- Прекрасно! – лучезарно заулыбалась Сигалит. – Эту красоту (плотоядный взгляд в мою сторону) вы мне в качестве премии решили показать?

- Я ищу кормилицу для ребенка, – перешел к делу я.

- А чей ребенок? – спросила Сигалит.

- Мой. Наш. И твой в том числе.

Это предисловие сфокусировало ее внимание, и я рассказал, что хотел.

Ее круглая мордашка вытянулась от ужаса, рот приоткрылся.

- А мы с девочками сидим и гадаем, что это за новая заключенная, которую даже арабки в свою камеру не хотят.

- Теперь ты знаешь. Ну, как, ты согласна кормить Рахель?

- Да.

- Сигалит, ты хорошо подумала? – встряла психолог. – Тебе придется не только кормить, но и ухаживать. Делать все, что ты делаешь для своего сына. Зачем тебе это?

- Я своему обормоту четырех сыновей родила, а ему, видите ли, свеженького захотелось. К тому времени, как я отсюда выйду, я вряд ли смогу рожать. У меня никогда не будет девочки. Но на моей совести всегда будет висеть та женщина, чью жизнь я забрала. А тут хоть кусочек радости. Хоть доброе дело. Вы же делаете мицву, я тоже хочу поучаствовать.

На ее лице уже не было ни глупости, ни похоти, только одухотворенная красота, только наперекор всему надежда на то, что ее грех будет искуплен. За минуту до этого я всерьез собирался спрашивать, сколько она хочет за свои услуги кормилицы и няни, а сейчас понял, что даже если бы я встал перед ней на колени, этого было бы недостаточно. Господи, ну почему то, что очевидно этой не шибко умной простой женщине, да еще заключенной, не ясно нашей элите – политикам, журналистам, раввинам?

Малка бесшумно скользнула со своего стула, села на скамейку рядом с Сигалит и достала из сумочки блокнот с ручкой. Наклоняясь к Сигалит так, что их волосы почти соприкасались, она зашептала так, как будто по большому секрету.

- Тебе понадобится больше еды. Когда я кормила двоих, то ела в три горла, и все равно было мало. Скажи, что тебе можно, а что нельзя, и все будет.

- Схуг нельзя. От него у младенцев колики. Цветную капусту и брокколи нельзя, их от этого пучит. На лосось у меня аллергия. И шоколад нельзя. То есть мне-то можно, а мой сын потом сыпью покрывается и полночи не спит. А так все можно.