Город на холме

- Меня зовут инспектор Розмари Коэн. Симха-Алтер Мандельбаум, вы обвиняетесь в нанесении вреда несовершеннолетнему. Мы пришли арестовать вас. Сопротивляться не советую, иначе мы будем счастливы рассказать вашим ученикам, какой именно вред вы нанесли и кому.

Мандельбаум вжался в кресло, щеки у него затряслись, а я смотрел на него не отрываясь и улыбался, как улыбался международным наблюдателям на хевронском перекрестке. Они были для меня одинаковым злом, что этот, что те. Еще полторы минуты, еще минута, и он сдастся полиции сам, лишь бы не видеть, как сгибается алюминевая трость у меня в руках.

Отец медленно встал из-за стола.

- Сиди. Со своим сыном я разберусь сам.

Все-таки это иногда помогает, что я так на него похож. Его реакции мне понятнее, чем кому-то еще, у самого такие же. Самый верный способ его разозлить и вывести из равновесия – это поставить кого-то выше в иерархии, а также применить насмешку и иронию. Так как у Офиры у меня не получится, но попытаться можно.

- Инспектор Коэн, – театрально начал я. – Позвольте представить вам - мой отец, учитель и хозяин этого дома, реб Акива Стамблер.

Опять, как тогда, в Песах, я посмел не встать по стойке смирно, когда отец выразил намерение со мной говорить. Опять обратил внимание на женщину, на этот раз не на мать, а вообще на какую-то шиксу. Ведь он изначально не глуп, так почему его реакции столь предсказуемы, почему он не дает себе труда над ними подняться? Я начал понимать. У отца просто не было стимула умнеть и расти над собой. Он всю жизнь провел в качестве самой большой рыбы в самом маленьком пруду, окруженный льстецами и подхалимами. Он не привык, чтобы ему возражали, и не знает, как на это реагировать. Страшно подумать, что меня ждало то же самое. Я не хотел оставаться в этом маленьком пруду, я выплыл в океан, и там поневоле пришлось осознать, что мир не вертится вокруг меня, что свое место в нем надо каждый раз завоевывать, а для этого – надо не только постоянно учиться чему-то новому, но и уметь над собой посмеяться.

- Уведи своих казаков отсюда. Тебе не удастся нас запугать.

Запугать их мне, может быть, и не удастся, а вот рассмешить Розмари он сумел. Из всего полицейского наряда она единственная понимала идиш и в ответ на эту реплику фыркнула как девчонка.

- Отец, здесь командует инспектор Коэн, а не я. Она выполняет распоряжение суда. Без этого… подозреваемого… мы отсюда не уйдем.

- Это ты источник злобных наветов. Ты хочешь опорочить нашу общину, единственную общину, выполняющую волю Творца. Я проклинаю тебя! Пусть следующая пуля, выпущенная в солдата сионистской армии, будет твоей.

“Амен”, - подумал я. Если я не заслужил у неба счастливой жизни с Малкой, то, может быть, все-таки заслужил достойную смерть в бою. Следующие сборы у меня через год, дай Бог, чтобы в течение года никто из наших не погиб. Но Розмари и ее коллеги не обязаны тратить свое рабочее время на прослушивание наших семейных драм.

- Отец, пока твой заместитель не сдастся полиции, вы не сможете продолжить занятия. У нас есть много способов вам помешать. Инспектор Коэн очень хорошо поет[114].

Услышав эту страшную угрозу, Мандельбаум, наконец, сполз с кресла. Отец что-то сказал ему, я не расслышал. Рядовые аврехи стали плевать нам под ноги, но отец поднял руку, и это немедленно прекратилось. Возможно, он считал, что не подобает плеваться в святом месте, и не хотел видеть грязный пол.

Я ходил по своему району, как по Хеврону и Газе, всегда готовый отразить нападение. Во всяком случае, камней я огребал столько же, если не больше. Вот только автомата, бронежилета и шлема у меня не было. Пришлось обходиться куском арматуры. В нашу квартиру я все равно приходил, как к себе домой, не испытывая ни малейших сомнений в своем на это праве. Отец давно уже утратил право кого-то отсюда выгонять, тем более меня. Бина научила младших произносить в послеобеденном благословении “ахи, мори, бааль а-байт а-зе”[115].

Впрочем, младших у нас поубавилось. Мы с Биной понимали, что когда по заявлению Нотэ и при его помощи светская полиция арестует внучатого племянника Ребе, нам придется очень не сладко. Поэтому мама обратилась за помощью к своим сестрам. В свое время отец сделал все, чтобы изолировать ее от любящих ее людей. И теперь тетки с готовностью пришли на помощь и согласились разобрать нашу мелюзгу. Мама и Бина повезли девочек и малышей в Бней-Брак, а я повез мальчишек тете Дворе в Цфат. При одном взгляде на тетю Двору я обрадовался. Она хоть и рада мальчишкам, потому что у нее целый выводок девочек, но все равно не даст им забаловать и сесть себе на шею. Крупная и громогласная, она совсем не походила на маленькую тихую маму, но очень ее любила. Я, лучше чем кто-либо другой, знал, сколько эти троглодиты едят и как быстро из всего вырастают, и потому меня угораздило заикнуться о деньгах на расходы. Тетя Двора замахнулась на меня разделочной доской и грохнула басом как из бочки.