— Дак я ведь готовился, понятно — запасы сделал до весны. Ты расскажи: что происходит за забором? Тут участковый приходил, общался с Витькой на моем крыльце. Расселение, значит, остановили?
— Нет. Приостановили. Временно. До лета. Но ВОО- ПИКу удалось поставить вопрос о статусе охранной зоны вашей улицы. Ее и примыкающего переулка. Протолкнули в Думу.
— Вот здорово! Не может быть, не верю! Мелентий подскочил, сунулся в шкафчик и вытащил
шкалик.
— За это надо выпить, Лизавета.
Я покачала головой и слабо усмехнулась:
— И к февралю должны принять решение. До того некстати эти праздники! Сейчас бы расшевелить общественность. Решили после каникул собрать пресс- конференцию — ну, это историк Градышев. Он, между прочим, каждый день звонит в милицию и требует, чтобы вас искали. Да! И организовал сюжет на телевидении. Кошмар.
— И хорошо, пусть ищут.
— А вы. Что, так и будете сидеть до февраля?
— Ради такого дела посижу, не тресну. Раздухарившись, Мелентий проводил меня на трамвай,
и, пока шли, я рассказала всю историю про белых рыцарей.
— Ты вот что. Поезжай-ка к Градышеву.
***
В университет мы поехали с Дуняшиным. Сидели перед профессором Градышевым и в два голоса рассказывали. Владимир Федорович слушал нас очень внимательно, изредка кивая и покусывая усы. Мы говорили очень долго, не упуская ни одной детали. Встреча с Людмилой Стрельцовой, стихи Саши Водонеева, попытка предупредить Фомина, ночное посещение Кафедрального собора, картина с изображением рыцарей, история Татьяны Усольцевой, тетрадь Фомина, теория столицы и провинции, Мелентий, история Стикса, «граница Синеглазова», матрица, записка со стихами, разговор с Арефьевым, теория Синицына и объяснение Магистра — все выкладывалось в цельный рисунок. Пытаясь ничего не упустить, мы перебивали друг друга, то и дело возвращаясь назад и вспоминая новые детали. Когда закончили, профессор взял записи Фомина и погрузился в чтение. Наконец, он сказал:
— И вы хотите знать, что происходит? — Владимир Федорович на минуту замолчал и снял очки. — Я вам скажу. Но есть одно условие. Не для печати.
Мы переглянулись.
Профессор встал, подошел к окну и закрыл форточку. Чтоб не подслушали, что ли? Мы же на шестом этаже.
— Но, собственно, вы сами все распутали. То и скажу: город-гурман пожирает своих персонажей.
— Почему гурман?
— Так, неудачная шутка. Ну, питается, ест, поглощает. И не кого-нибудь — художественную элиту. В свое время я думал писать диссертацию и основательно изучил труды Синеглазова.
— Труды из архива?
— Из архива, еще из университетской библиотеки, и сын его очень помог. Думал писать диссертацию, но не время. Пока что не время. Матрица есть, безусловно, и она обозначена верно. Все это сложно доказать на фактах, но, тем не менее, она работает. Есть код развития вне нашего сознания. Да, Город — не наш город, а город как таковой — организм, подобный человеческому. И как человеческая жизнь напрямую зависит от подсознания, так и история города во многом творится городским бессознательным, хотим мы того или нет. Как бы вам объяснить-то попроще? Вот мой знакомый, главбух одной солидной фирмы. Все жаловался на тяжелую работу, а сам никак не уходил на более комфортную — ну, связи, положение, понятно. И вдруг — панкреатит на ровном месте. Болеет, ничего не помогает. Добрался до психологов и психоаналитиков. И выяснилось что? Что подсознание таким варварским способом помогло человеку уйти с нелюбимой работы. Вот так-то, мои дорогие.
— То есть убийством известных людей Город решает некую собственную проблему?
— Вот именно, проблему. Собственную. Точнее, несколько проблем. Я совершенно согласен со Скарабеевым в том, что город для своей истории, ну, скажем так, привлекает особых людей.
— Да, Сахарова, Гейденрейх, мы говорили.
— Фомин, Бернаро, Водонеев и Арефьев — все приезжие. «Особенные» люди. Их тоже привлекли сюда, помогли развиться. Эта история с Кафедральным собором. Рыцари действительно подключились к силе данного места и, что хуже, к хтоническим силам.
— Каким? — поперхнулся Дуняшин.
— Хтонические силы. Хтон — от греческого «земля». Боги и энергии, которые так или иначе были связаны с производительными силами земли или с подземным миром. Дочеловеческое, нечеловеческое начало. Мир земных разломов, чащоб, мир глубин. Может быть, деревянные идолы. Но не это определило трагичный исход.
— Тогда что же?
— Думаю, рыцари более выгодны Городу в качестве мифов, нежели живых людей.
— Как это?
— Очень просто. Молодые города вроде нашего нуждаются в мифах, легендах, героях. То есть в мифологической ауре. Чтобы жить, развиваться и крепнуть.
— Триста лет — какой же он молодой! Как Санкт- Петербург, между прочим.
Профессор улыбнулся нам, как детям:
— Ну, назовите питерских мифических героев, так, навскидку.
— Екатерина, Петр, ну. Пушкин, Лермонтов и Гоголь, Ахматова, Блок, Достоевский.
— Екатерину и Петра оставим — это не элита, а правители. Пушкин, Гоголь и Блок. Их, конечно, значительно больше, но пока остановимся. И?
— Внезапная ранняя смерть в расцвете таланта.