— Не понимаю, искренне не понимаю, — пропела блондинка, и ее место занял Вахтанг. Недоумевая, он обошел гостей и каждому показал фигурку девушки в белом платье с букетом в руках.
— Ты женишься, и очень скоро, — объявила Елена. — Но берегись, чтобы юная жена не наставила рогов на твою убеленную сединами и всеми уважаемую голову.
Краска смущения залила лицо Вахтанга, стрела попала в цель, но он быстро совладал с собою и пробурчал что-то про Кассандру, которая слишком много болтала и, в конце концов, не снесла головы.
Место Вахтанга занял Бернаро. У него в руке был орех. Сжав его скорлупу пальцами, «Кассандра» медленно проговорила:
— Что с того, что ты овладел скрытыми знаниями и приблизился к главной разгадке? Самый твердый орешек — ты сам, и пока ты не разберешься в себе и в своих чувствах, мир не пойдет навстречу.
Бернаро шуточно поаплодировал.
Наконец, дошла очередь до меня. Елена долго крутила в руках мой самолетик и так, и сяк, затем неопределенно сказала:
— Билет в один конец. Только когда куда … нет, не знаю, не знаю.
На десерт были поданы фрукты, испеченный Эдвардом пирог с персиками и восточная пахлава, от которой я не могла оторваться. Наконец, все перешли в каминный зал, где был накрыт стол для кофе.
К кофе, впрочем, никто не притронулся. Аристотель сел за рояль, и Елена довольно виртуозно исполнила несколько оперных арий. Ее уверенное и довольно необычное колоратурное сопрано заставило мужчин забыть свой бридж, и даже Лидия, вначале недоброжелательно поглядывающая на «оракула», сейчас не сводила с исполнительницы глаз, подпевая одними губами и поводя плечиками.
Было заметно, что обе они стараются завладеть вниманием хозяина дома, но Бернаро, как мне показалось, был поглощен одной Еленой и только изредка рассеянно поглядывал на третью девушку — Риту, которая выделялась разве что большими темными глазами и очень смуглой кожей. Я и сама все время смотрела на нее, пытаясь составить впечатление, но Рита молчала, курила и просто присутствовала. Ей «оракул» предсказал крупный выигрыш в азартной игре, но она и тут сохранила молчание.
Буриме, фанты, карты. Компания засиделась далеко за полночь, и когда я уходила к себе, в зале оставались
Аристотель, Елена и Бернаро, который за весь вечер не сказал мне и двух слов.
***
Завтрак был поздним. По обыкновению, я попросила Эдварда принести кофе мне в комнату, но услышала настойчивую просьбу хозяина дома позавтракать вместе со всеми. Именно это мне было нужно меньше всего. Совсем не хотелось ни есть, ни смотреть, как эти красавицы наперебой кокетничают с Бернаро, а тот не сводит восхищенных глаз с Елены. Нет, пусть кокетничают, пусть не сводит, но причем здесь я?
«Ничего, — сказала я себе, — терпеть осталось всего до завтрашнего вечера, больше я так не вляпаюсь ни за что, и вообще пора начинать новую жизнь».
Кто-то предложил покататься в санях, на что Берна- ро сказал: «Нет проблем!», — куда-то позвонил, и через час внизу стояли две запряженные повозки. Я смотрела на оживленные лица укутанных в шубы гостей и жутко тосковала. Мне хотелось домой, на работу, к Жанетте, куда угодно, где не надо было веселиться вместе со всеми, когда хочется забиться в угол и молчать. И дело было не только в Елене Прекрасной и обращенных на нее пламенных взорах Бернаро. Я всегда себя чувствовала неуютно в гуще продолжительных массовых развлечений, пусть даже столь невинных. Умение радоваться жизни присутствовало во мне в зачаточном состоянии и пробуждалось лишь тогда, когда я была в одиночестве — в море, с книгой, за компьютером, если удавалось поймать всё время ускользающую мысль. И сейчас я чувствовала себя инородным телом в этой бодрой компании беспечно смеющихся людей.
Заметив мое настроение, Бернаро спросил, может ли чем-то помочь, и, получив мои уверения в том, что все замечательно, вернулся к дамам.
Катание оказалось забавным. Безветрие, солнечная погода и небольшой морозец заставили так увлечься прогулкой, что она растянулась часа на два. Не зная, чем заняться в санях, Елена взобралась на козлы и взялась за вожжи. Кучер, парень лет двадцати, неохотно подвинуся, но отдал ей бразды правления.
— Н-но! — закричала Елена, и лошади понеслись. Дорога была хорошо укатанной, бубенцы звенели на всю округу, и ребятишки повыскакивали из домов и замерли у околицы. Возле одного из дворов Елена притормозила, усадила в сани местную детвору и под улюлюканье оставшихся покатила к реке. Чусовая, не тронутая льдом, но загустевшая от первого мороза, вызвала новый приступ веселья, который разразился свистом Аристотеля. Едва не въехав в реку, Елена развернулась, гикнула, и мы понеслись ещё пуще.
После катания всем было море по колено — обед решили заменить шашлыками в саду. Мясо Бернаро жарил сам и всем по очереди вручал шампуры с дымящимися кусками баранины.
Ни с того, ни с сего за мной начал ухаживать Аристотель. Он почти насильно заставил меня выпить коньяку и закусить кружком перченого лимона.