Секель проделал отличную работу. Все зашифрованные записи Махуша были пронумерованы и переведены. Библиотекарь избегал называть Хериша или Махуша прямо, и заменял их имена лаконичными Х. и М. Рим хотел было прочитать все записи по порядку, но не удержался и открыл седьмую, как и советовал Секель.
"Кормилица пришла пятого числа. Я привык к ней. Л/неразборчиво/ жалко. Кормилица забрала нас, но часть ушли. Мера сказала, что это слишком. Мне жалко /неразборчиво, предп. Ривия/ но Кормилица права. Она сильнее, мне страшно, но я пойду дальше. /неразборчиво, предп. "останки Ривия"/ пока не нашли, и она сказала, что если найдут, не будет ничего страшного. Рим был бы в ужасе, не стоит ему ничего говорить".
Римуш перечитал расшифровку ещё раз, но не смог понять, что именно в ней привлекло внимание Секеля. Слово, принятое им за "останки" могло значить и что-то другое. Сам библиотекарь был неуверен в значении. Возможно, Рим зря перепрыгнул через остальные записи, и контекст сделал бы вопрос более ясным. Он открыл одиннадцатаю запись.
"Мера злится. Соврал, что ушел. Она поверила. Бедняга, не могу с ней так. Рим тоже что-то подозревает. Думаю, она права. Они нашли останки Б. и Р. Возможно, нас вот-вот возьмут. Надо поговорить с Кормилицей, она что-нибудь придумает. Реза требует убрать Л. и Китана, потому что они могут нас выдать. Я поручился за Кита, не могу так с соучеником. Надо будет его предупредить. Своя шкура дороже, пусть уедет в Норнал. Лучше быть неученым, но живым. Сам я уже пропал, думаю".
Рим открыл перевод с самого начала. Секель на полях красным карандашем отметил смены тем и те фрагменты, что касались Хериша. Первые записи начались около года назад. Рим читал задорные описания прелестей членов секты, возмущался необходимостью ублажать какого-то "старого пердуна" с плохой эрекцией.
На описании огромного влагалища четырежды рожавшей женщины и попытках Махуша её хоть как-то удовлетворить Рима чуть не стошнило. Наверняка мерзавец именно для этого и расписывал оргию во всех подробностях.
Полгода назад редкие записи об омерзительных оргиях внезапно прервала паническая запись под номером шесть о неком ужасе и смерти, потом об "учительнице" и в итоге записи прервались на два месяца. Рим посчитал дни и понял, что это случилось в апреле, за месяц до летней сессии. В те дни Махуш куда-то пропал, вернулся разбитый и больной, отказывался объяснять, где был и отмахивался тем, что Мера в курсе и с ним всё в порядке.
Судя по датам, сразу после экзаменов кризис прошел. Махуш отметил, что почувствовал "изменение" в лучшую сторону, что "учительница" права и о неком голоде, который жрёт. Это были седьмая и восьмая запись.
Рядом стояла приписка Секеля: "Надеюсь, вы сами догадаетесь, о чём он".
Рим приложил все силы, чтобы не догадаться и ещё раз перечитал записи за последний год. Оргии, отвратительные описание, кризис, восстановление. Каким же он был придурком, если верил, что Махуш взялся за ум! Учительница? И Кормилица? Они появились в записках почти одновременно. Похоже это какие-то новые члены культа - или одна? Рим поразился, что мало того, что поклонники Хериша существуют, их, похоже, куда больше, чем он мог предполагать. Рим-то в наивной вере обывателя счёл, что они просто кучка скучающих идиотов, начитавшихся страшных сказок. Он в жизни не встречал пророков забытых богов и даже новых учителей Аши. Лишь один раз такой лже-пророк объявился на кафедре вольных искусств. Сначала он был просто надоедливой занозой, пытавшейся прикрыть собственную никчёмность и неудачливость рассуждениями о том, что научный мир совершил огромную ошибку, отбросив классические семь вольных наук.
В политехнической школе, разумеется, это было очень к месту.
Над философом подшучивали, кто-то откровенно обижался и предлагал ему не пользоваться достижениями "бездушных монотонных ремёсел" и жить без канализации и освещения, холодильных шкафов и удобных плит. И тем более не пользоваться поездами и путешествовать по земле ногами или в деревянной телеге.
А потом он сошел с ума, с ним начал говорить Амазда и диктовать единственно верное толкование Аши. Безумца отстранили от преподавания, судили, признали сумасшедшим, и он куда-то сгинул, к облегчению всех бывших коллег.
Рим пролистал ещё несколько страниц.
После весенних событий тон записей резко поменялся. Прежние насмешки и отвратительные подробности пропали. Махуш чего-то боялся и чем-то восхищался, и постоянно ссорился с Мерой. Записи утратили чёткость. Прошлые записи Махуш делал явно для того, чтобы их прочитали и шокировались. Свежие были обрывками фраз, сокращений, а мысли автора скакали.
"К. сказала привести Меру. Не согласился. Мера ругается и грозится. Мне страшно. Предложил Селара, оказалось, что Кит его уже привёл. Не знаю, что делать".
Рим почесал подбородок. Перед новым годом тон заметок успокоился, в списках покупок снова появился алкоголь и заметки о театральных премьерах.