Город небесного огня

Парень, сидевший напротив, вздохнул и почесал в затылке, еще больше растрепав темную шевелюру. Хотя стоял промозглый декабрьский денек, оборотни обладали меньшей чувствительностью к холоду, нежели люди, и вот почему Джордан не только был без куртки, но и закатал рукава рубашки. Ребята расположились на одной из полянок Центрального парка, устроившись прямо на пожухлой траве в особенной позе: ноги скрещены по-турецки, руки на коленях, ладони обращены вверх.

Неподалеку от них высилась скала – по-видимому, выход какой-то горной породы. Отколовшиеся в свое время куски усыпали землю разнокалиберными глыбами, одну из которых Изабель и Алек Лайтвуды приспособили себе под скамейку. На вскинутый взгляд Джейса девушка ободряюще помахала рукой. Алек, заметив этот жест, недовольно толкнул ее в плечо. Было видно, что он что-то втолковывает Иззи – должно быть, напоминает, что нельзя отвлекать внимание того, кто изо всех сил старается сосредоточиться. Джейс мысленно улыбнулся: никто не настаивал, чтобы Лайтвуды составили им компанию, и тем не менее они все-таки здесь. Якобы для моральной поддержки, хотя, как подозревал Джейс, Алек последнее время просто устал болтаться без дела, Изабель же ревновала брата к его свободолюбию и вечно таскалась следом, к тому же они оба старательно избегали родителей и не хотели показываться в Институте.

Джордан щелкнул пальцами под носом «ученика»:

– Эй, ты вообще меня слушаешь?

Джейс нахмурился:

– Слушал. Пока ты не пустился в затасканные пошлости. Тоже мне, психолог… Начитался, поди, рекламных брошюр.

– Ах так? Ну тогда изволь сам сообщить, какая именно ментальная картинка вызывает у тебя спокойствие и умиротворенность.

Джейс снял ладони с колен – от сидения в позе лотоса ныли запястья – и слегка откинулся, опираясь о землю заведенными назад руками. Холодный ветер шелестел немногочисленными сухими листьями, что еще оставались в кронах деревьев; на бледном фоне зимнего неба они смотрелись чуть ли не элегантно, словно на рисунке пером.

– Какая картинка, спрашиваешь? А про то, как я убиваю демонов, – сказал он. – Видеть, как после грамотно проведенного приема валится замоченный тобою демон, – это, знаешь ли, очень умиротворяет и успокаивает. Хотя бывают случаи, когда из них брызжет во все стороны, так я этого не люблю. Подтирать замучаешься, да и…

– Хватит.

Джордан вскинул ладони. Сползшие рукава приоткрыли вытатуированные узоры, что испещряли его кожу. «Шанти, шанти, шанти», – бормотал он. Джейс знал, что «шанти» означает «мир, превосходящий всякое понимание»[1] и что для погружения в покой это слово полагается произнести троекратно. Увы, последнее время ничто, кажется, не способно было привести его в равновесие. Огонь в жилах не давал уму передышки, мысли набегали слишком резво, обгоняя друг дружку, ни дать ни взять фейерверк в голове. Сновидения, столь же яркие и красочные, как и живописные холсты старых мастеров… Он старался вытравить это наваждение, час за часом отдавая всего себя тренировкам, тяжелым трудом и потом зарабатывая синяки и шишки, а однажды он так и вовсе сломал несколько пальцев. Ничего, впрочем, добиться не удалось, если не считать, что он довел Алека до белого каления вечными просьбами помочь с исцеляющими рунами и вдобавок ко всему умудрился поджечь стропила.

К счастью, Саймон однажды обмолвился, что его сосед по комнате медитирует каждый день, и, если верить его словам, именно этот навык позволил ему обуздать приступы неконтролируемой ярости, которые зачастую сопровождают превращение в волка. А отсюда было уже рукой подать до предложения Клэри – мол, пусть Джейс тоже это попробует. И вот почему они уже второй раз устраивают медитационный практикум. Первое занятие кончилось тем, что Джейс развел костер прямо на паркете в комнате Саймона и Джордана, в результате чего Джордан настоял, чтобы отныне все тренировки проходили на свежем воздухе. Во избежание. А то ведь выселят, чего доброго…

– Никаких картинок про убийства, – твердо заявил Джордан. – Мы просто стараемся, чтобы тебе было спокойно и уютно. Война, кровь, кишки на полу – это все вещи отнюдь не умиротворяющие. Разве у тебя нет других приятных воспоминаний?

– Оружие, – пожал плечами Джейс. – Обожаю, сил нет.

– Так. Боюсь, у нас тут клинический случай персонально извращенной философии бытия.

Джейс подался вперед, упираясь руками в землю.

– Я воин, – негромко, но внятно произнес он. – Ратоборец. Меня таким на свет произвели и вырастили. У меня никогда не было игрушек. Я забавлялся оружием. Да я спал в обнимку с деревянным мечом аж до пяти лет! Мои первые книжки с картинками были средневековыми демонологиями. Колыбельные песенки? Заклинания против демонов. Так что не надо мне рассказывать, что именно приносит умиротворение и покой. Какие там пляжи с белым песочком, поющие птахи на ветвях. Ты что, совсем обалдел? Лучше дай мне в одну руку меч, а в другую – стратегию беспроигрышной битвы!

Джордан невозмутимо смотрел ему в лицо:

– Ты хочешь сказать, для тебя покой – это война?