Что если мама, выглядящая как античная богиня, оформляла цветами пиры в Выборгском замке в те самые дни, когда там останавливался государь? И у них была любовная связь? Ведь это даже не обязательно могло произойти с ее согласия.
И не начала ли мама предпринимать попытки (отправлять письма в инстанции или что-то в этом роде), чтобы ее ребенка признали сыном Густава Адольфа и выделили ей из казны официальное пособие?
А стоит ли сомневаться, что у государственной машины есть на такие случаи специально обученные люди, задача которых – охранять покоя монарха от нежелательных скандалов?
Отложив лютню в сторону, Эрик провел больше часа перед зеркалом. Он тщательно сравнивал свое веснушчатое лицо с портретом государя-гения и обнаруживал всё новые и новые сходства.
Сразу после трагедии младенец был забран у городской стражи «тетей Анной» – папиной сестрой, которая тогда жила в Выборге. Однако прокормить его у нее не было возможности. Долго не раздумывая, она написала сестре мамы Эрика в Стокгольм, и та приехала за мальчиком и увезла с собой.
И вот, несколько лет назад семья тети Анны перебралась из Выборга в Ниен. Эрик написал ей в тот же день, как с кружащейся головой убежал с лекций к себе в общежитие, и сообщил, что хочет повидаться.
Не сможет ли она вспомнить, где именно работала мама в январе 1616 года?
Что если и правда в Выборгском замке, где тогда останавливался Густав Адольф?
Но как бы выведать всё это у тети Анны так, будто невзначай? Будто случайно к слову пришлось?
Чтобы она ни о чем таком не догадалась…
– А вон и Ниен, сударь! – Купец отвлек Эрика от воспоминаний.
Судно уже повернуло на юг, и старик показывал рукой налево по курсу.
– В смысле? – не понял Эрик. – Те деревянные сараи, которые виднеются после болота, это и есть город Ниен?
– Его окраины. Видите, вон там чуть дальше слева в Неву впадает довольно полноводная река?
– Ну… вижу, да.
– Это Черная река, на которой и стоит город. Ижорские крестьяне называют ее «Охта». Что означает «Медвежья река». Или же «Река, текущая на запад». Чёрт их разберет… Но дома вдоль Черной реки ничем не хуже, чем в предместьях вашего Стокгольма или Парижа!
– Одно я вижу точно, – расхохотался Эрик. – Эти сараи охраняются не хуже, чем Лувр в Париже.
Старик непонимающе посмотрел на него.
– Да вон же, взгляните! Вдоль набережной ходят пятеро… нет, шестеро солдат с мушкетами! Они что ли палить по нам будут, если мы не причалим для прохождения осмотра у таможенного пункта?
– И правда, солдаты с мушкетами. – Купец озадаченно почесал свою старомодную бороду. – Впервые вижу, чтобы они разгуливали с оружием по городу!
Таможенные служащие, проворно поднявшись на борт, принялись засовывать носы во всё подряд. Не поленились они и простучать стенки трюма. Но всё было тщетно: никакого утаенного груза не обнаружилось. С предъявленных мешков с солью и была заплачена пошлина.
Вскоре судно миновало пару-тройку стоящих у берега огромных кораблей, повернуло налево и зашло в Черную реку.
Купец не соврал. По левую руку выстроились фахверковые дома, обращенные фасадом к Черной реке: такие же точно, какие можно увидеть хоть в Стокгольме, хоть в Париже. Кладка между черными деревянными брусьями и раскосами, образующими каркас домов, была у всех у них побелена известью. Эта улица тоже почему-то патрулировалась солдатами.
По правую руку, на другом берегу реки, возвышался земляной крепостной вал с пушками.
Спустя какие-то пять минут на пути у судна встал мост, соединяющий город и крепость. Теперь по левую руку была рыночная площадь и здание ратуши.
– Прибыли, сударь. – торжественно заявил старик. – Слава Господу!
Парой минут позже, распрощавшись с забавным попутчиком, Эрик уже шагал по Ниену. В одной руке он держал чемодан с вещами, а в другой – чехол с лютней.
Город оказался невероятно крошечным. Он был буквально зажат между Невой, Черной рекой, болотами и еще одной речкой, берущей начало в болотах.
Дом тети Анны издалека показался Эрику кирпичным. Но подойдя поближе, он понял, что это такой же точно деревянный «сарай», какие он видел с судна на окраине Ниена. Просто расписанный под кирпич. Настоящий кирпичный жилой дом тут, по-видимому, был всего один – Эрик заметил его у самой рыночной площади. И если не считать той улицы с фахверками, что простиралась вдоль Черной реки, весь Ниен был деревянным. И лишь некоторые срубы, подобно дому тети Анны, были изящно раскрашены.
Оказавшись у двери, Эрик заметил, что на ближайшем перекрестке переминаются с ноги на ногу двое солдат с мушкетами и внимательно за ним наблюдают.
Он постучал.
Когда дверь открылась, перед ним появилась толстая женщина и девочка лет семи, у которой… были такие же точно золотисто-рыжие волосы, как и у него самого.
– Эрик, это ты! – радостно прокричала тетя Анна и обхватила его.
Солдаты облегченно вздохнули и отвернулись.
– Это твой двоюродный брат Эрик из Стокгольма, – пояснила она девочке. – Поздоровайся с ним.
Девочка обменялась с Эриком приветствиями.