Город отравленных душ

Машина вырулила на центральную улицу, по которой одна за другой, на большой скорости, проносились иномарки. Год назад эта улица, вернее ее проезжая часть была забетонирована турецкими строителями. Полотно идеально ровное. Проезжая часть расчищена от снега. По сторонам движения чернели бетонные полосы, накатанные колесами машин.

День в разгаре, робкое, блеклое солнце лишь в нескольких метрах от горизонта. Зимой дни на Чукотке коротки. Лёгкие, блестящие, напоминающие иголки, снежинки струились перед лобовым стеклом машины. На улице было много прохожих. В лисьих, песцовых шапках, в дорогих дубленках и пуховиках, они торопливо бежали навстречу друг другу по расчищенным тротуарам. На некоторых лавочка, присыпанных снегом сидели мужчины и пили из бутылок пиво. И маленькие, голубые, пластиковые тенты на автобусных остановках, смонтированные нынешним летом всё теми же строителями из Турции, тоже были заняты любителями пива. Среди пьющих были и парни, и девушки. Жителей города давно захватила пивная болезнь.

Выехали на лед лимана. Далеко впереди шел снегоочиститель. Столб белого, искрящегося на солнце снега, высоко взметывая из ротора в голубое небо. «Краузер» радостно загудел, набирая высокую скорость.

Вдали, на лимане виднелась большая группа рыбаков. Чёрное большое пятно, напоминало воронью стаю на белом, совершенно ровном поле.

— Машут интенсивно! Прёт нынче корюшка! — восхищенно, с некоторым сожалением сказал шофер. — Тосковать будете по рыбалке?

— Ещё бы! Какое богатство, мир этот! — выдохнул бывший мэр.

Действительно, зимняя ловля корюшки была его маленькой страстью. «Вот и ее, как многого другого уже больше никогда не будет», — с горечью подумал Хвун.

Шофёр, будто уловив печальное настроение бывшего своего шефа, предложил:

— Может плоды возьмете, а я ее куплю. Вернусь из аэропорта и куплю.

— Нет, ни в коем разе! — отрезал Хвун. — Я всё-таки в столицу страны лечу, там и куплю…

— Не а, там таких не бывает, — блеснув лукаво глазами, ответил шофер. — Я сам первый раз такие плоды вижу.

«А я за ними охоту организовывал», — чуть не сказал вслух Хвун. Но сдержался.

Неожиданно до бывшего мэра Анадыря дошло, что зимой, на площади возле кафе «Пицца» никогда овощей и фруктов не продают. Поморозишь же всё! Но шофер Костя не мог врать. Он парень честный, открытый уж это Хвун знал. Костя возил его лет пять.

Значит, плоды непременно продавали. Но кто? В течение какого срока? Впрочем, это уже не имело ни какого значения.

Хвун оглянулся, на заднем сидении машины всё еще лежал пакет с двумя светящимися плодами. «Реальность, они есть!».

— Может всё-таки возьмете, — спросил шофер, уловив взгляд бывшего шефа, — Виктор Алексеевич, вы не волнуйтесь, я еще куплю…

— Нет! Не стоит…

Хвуну почему-то показалось, что если он возьмет плод, то всё узнает о себе, даже о дате своей кончине. «Будущего знать не нужно, в него нужно просто верить», — подумал опять он.

Через час, поднимаясь по трапу в самолет, на самой верхней площадки Хвун на мгновение остановился, окинул взором залитую искрящейся белизной даль, где у горизонта чернел город, поглотивший почти половину его жизни, он вскинул руку, чтобы попрощаться, и увидел зажатый пальцами полупрозрачный целлофановый пакет, в котором светился крупный загадочный плод. Хвун так и не понял, когда же шофер Костя всунул ему в руку пакет с плодом. Выбрасывать ни плод, ни пакет, он не стал. «В каждом человеке должна быть светящаяся основа, может вера в Бога, а может и плод его деяний и надежд», — подумал он, усаживаясь в кресло самолета.

33. Рыбалка

— Вот о чём я сейчас подумал, — закончив бурить лунку во льду, сказал Стальнов, рядом стоящему журналисту Новуцкому. — Если так образно подумать, то Чукотку, как девицу, дважды изнасиловали. Бывший губернатор ее изнасиловал, и к тому же еще, и обобрал до нитки. Теперешние, налетевшие вороны — так называемая команда молодого губернатора, тоже насилует ее, но за это хорошо платит выстроенными коттеджами, магазинами, отремонтированными домами, благоустроенными улицами. А чувство боли, как у изнасилованной женщины, что в первом, что во втором случае остается. Вот в чём больной вопрос.

— Мне тоже бывает не по себе, когда я вижу, как с высока со мной обращаются прибывшие на Чукотку малые и большие начальники. Я лишь усмехаюсь в себе. Вечного ничего нет, и этой их, колонизаторской браваде придет конец, — ответил Новуцкий, беря длинный бур из рук ученого. — Людей можно обмануть, задобрить подачками, но время и не обманешь, и не задобришь.

— Слава Богу, что хоть это — величина неизменная.

— Если бы мы все об этом помнили.

Новуцкий отошел на несколько метров от Стальнова и стал крутить бур. Острые ножи впились в стылый, твердый лед. Белая стружка поползла вверх, зазвенели стальные ножи, срезая лед. Через несколько минут полутораметровой толщины ледяной панцирь был прошит стальным буром. Вода стального цвета, заполнила лунку.