Грузный, похожий на поставленные друг на друга три мешка с зерном Четверяго давно услышал шарканье и сухие всплески мелких колокольчиков, которыми был обшит балахон Великого Боха. Такую одежду когда-то носили обитатели лепрозория, называвшегося жителями Города Палачей Проказорием: там вечерами собирались шумные пьяные компании, в которых с чужими женами бок о бок сидели только чужие мужья. Когда прокаженные перемерли, дом остался за карликами, занимавшими прежде только северную его половину, и буйства в Проказории прекратились. И один Великий Бох носил такой балахон из грубой сарпинки, обшитый по воротнику и подолу мелкими колокольчиками, и о приближении его узнавали задолго до того, как он выходил к людям, окруженный своими невидимыми псами. "С ними он или без них? - подумал вдруг именно о псах Четверяго, когда только услышал на дорожке к кладбищенским воротам шаги Великого Боха. - Ну и ладно, если и с ними. Насчет места, это уж как пить дать".
- Есть у меня, - сказал он, вставая и снимая кепку с обритой головы. Составь компанию. Про лотерею слыхал? - Он налил Великому Боху чистой паровозной. - Наше нам!
Великий Бох сел напротив и одним движением вылил водку в рот.
- Лотерея? - Он покачал головой. - Здесь ведь никто никогда в лотерею не выигрывал.
- Это на табачной фабрике, а не у нас. - Четверяго придвинул гостю крупно нарезанный хлеб с салом и луком, а сам проглотил два вареных яйца в скорлупе. - Так кальция в организм больше попадает, - объяснил он Боху. - А моей Катерине почти каждую ночь кальций подавай. Чтоб как штыком в землю. Хоть и кальций. Она ж у меня, сам знаешь, женщина особенная: вместо детей яйца несет. И сырые яйца любит, но вареными. Чтоб нам всем!
Они чокнулись и снова выпили.
И он рассказал Боху, что табачная фабрика получила какую-то там премию - на сто пятьдесят человек списочного состава вышло по десятке на нос. Включая директора Ценциппера. Вот они и решили на всю эту страшную сумму на тысячу пятьсот рублей - купить билетов государственной денежно-вещевой лотереи... ну, в которую там всякие одеяла и шиши с маслом разыгрываются... Позвали горбатенькую - ну, горбатые ведь счастье приносят - и велели ей из разных пачек набрать билетов на отведенную сумму.
- Которую?
- Бабу Жа.
- А. У нее горб подходящий.
- Вот и а! - совсем развеселился Четверяго, проглатывая вслед за водкой еще одно яйцо в скорлупе. - Билеты эти лежат сейчас в профсоюзном сейфе. А разговоров! И то мы получим, и туда-то поедем, и на это отложим... Ну, а поскольку моя на том заводе числится, то и она участвует, значит. Он покрутил седой головой. - Я-то, брат, все посчитал. - Он вытащил из кармана синих галифе сложенную вчетверо бумажку. - Одна тысяча, значит, пятьсот целковых. Ну-ну. И вот гляди! - Он ткнул обрезанным на одну фалангу указательным пальцем в роившиеся на бумаге лиловые цифры и буквы. - На эти деньги уже сейчас можно было бы купить одну тысячу четыреста тридцать пять поллитровых бутылок водки по два восемьдесят семь за пузырь. Раз! Да на такую прорву водки - пятьсот буханок черняшки по двенадцать копеек за штуку. Два! И покурить! А покурить? Милое дело - покурить! Тридцать шесть пачек сигарет "Прима" по четырнадцать копеек за пачку, если Анютка поверит в долг четыре копейки. Но она поверит, потому что мы ей же пустую тару и сдадим. А это умножь-ка одну тысячу четыреста тридцать пять пустых бутылок на двенадцать - а? И опохмеляться будем как люди, и Анютке прибыль - она же десятка два, если не три бутылок не примет, скажет - горлышко битое, а горлышко, конечно, никакое не битое, это у нее жопа мало битая, но и заработать ей на нас надо, что ж, куда без этого, у каждого свой интерес, а под этот интерес мы еще с Николай Костыличем ту Нютку в подсобке так закостылим в два-то смычка, что она нам потом на вдовьих радостях и еще по разику бесплатно даст, и нальет, и морду мазелином смажет. Наилучшим! Ты мазелин любишь?
- Значит, басма не нужна. - Великий Бох встал. - За угощение спасибо. Крась лошадей, копай яму. И надо еще плиту привезти. Она в Северном бастионе у входа - большая, серой шкурой обшита. Сделаешь все - дай знать: тогда и пойдем.
- Значит, всерьез. - Четверяго встал и зачем-то надел кепку. - Я коням копыта мелом покрашу - так красивее выходит.
Бох кивнул.
- Можно ж было и вчера, - сказал вдруг Четверяго. - Или послезавтра. Почему сейчас?
И Великий Бох ответил так, как в Городе Палачей отвечали на все пустые вопросы:
- Потому что вода.
Уже темнело, когда он - и никто этого не заметил - поднялся на верхнюю площадку Голубиной башни. Псы остались на лестнице - сюда он их никогда не пускал.
- Потому что вода, - повторил он. - Потому что течет.