Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)

— Не грязный – а старый, – проинформировал я, для наглядности чиркнув подошвой сапога по чистому, но и вправду, облезлому типовому паркету. – В этом корпусе все квартиры казенные, и уборщицы работают. На этаж по человеку. Это же общежитие.

Я сунул кошелек в карман, вышел на лестничную площадку и, дождавшись Аретейни, закрыл дверь. Девчонка с надеждой следила за моими движениями, да куда там. Вампирская привычка – брать на красивые глазки и милые мордашки – на патрульных не действует по определению.

— Спроси у... – начал, было, я, протискиваясь между девчонкой и стеной.

И вот тут-то запищал детектор.

Запищал ультразвуком, который нечисть не воспринимает. Видимо, я сунул его в кошелек и там благополучно забыл.

Я ни о чем не думал и ничего не просчитывал. Руки действовали сами собой, одна отшвырнула Аретейни назад, другая в мгновение выхватила оружие и выпустила в девчонку четыре серебряные пули – как полагается, по рукам и по ногам. Она упала и, кажется, потеряла сознание от боли, а я быстро шагнул вперед и дернул ее за шиворот, открывая лицо.

Ну, так и есть.

Тугие рыжие кудри, слишком большие и раскосые для человека глаза, смуглая кожа, в сочетании с рыжими волосами дающая еще какой простор для подозрений – правда, в полутьме подъезда все это было сложно разглядеть, и я включил фонарик. Вытянутые кверху и заостренные уши, а зубы в приоткрывшемся рту слишком мелкие и ровные, со значительно выдающимися клыками, как верхней, так и нижней челюсти.

Аретейни шагнула вперед и присела рядом с телом.

— Кто это?

— Оборотень, – отозвался я, поднимая оружие для последнего выстрела. Так вот кто у соседских бабушек кур потаскал... Лисица. Ну, я-то, в отличие от того же Артемиса, лекции в академии не прогуливал.

Мне оставалось одно незначительное движение до ее смерти – но судьба, как водится, опять распорядилась по-своему.

Оглушительно завыла сирена, Аретейни вздрогнула, и я ее вполне понимаю – мне самому никогда не нравился этот звук – какой-то тоскливый и завывающий, тяжело, настойчиво бьющий по нервам. Я вообще не понимаю, зачем такой сделали, он здорово мешает быстро и продуктивно мыслить. А может, он от старости такой...

Здание содрогнулось от первого и до последнего этажа, пол ушел из-под ног – а мы втроем кубарем вылетели аккурат в окно подъезда, вдребезги разбив стекла.

Короткий полет завершился на холодной и мокрой покатой металлической крыше флигеля, по которой мы съехали вместе с грудой осколков, я рефлекторно извернулся, останавливая падение, один из осколков располосовал ладонь, я перехватил руку Аретейни, но пальцы скользили по крови, а рука пульсировала болью и отказывалась подчиняться. Рыжая свалилась на меня, благодаря чему я проехал еще пару метров, остававшихся до края. Здесь падение остановил тоненький и на вид ненадежный аттик, в который Аретейни впечаталась всем весом и в который я в свою очередь впечатал Аретейни. Сверху скатилась рыжая, но аттик, к счастью, выдержал.

И только тут я приподнялся и огляделся.

Сирена выла, дождь шел, и мелкая холодная морось размывала кровь на металлической кровле – мою и рыжей, которая так и не пришла в себя. Небо оставалось чистым, да и внизу, на улицах города, паники не наблюдалось. Ничего не понимаю.

— Что это? – ухватилась за меня Аретейни, чтобы не перелететь через низкий аттик.

— Тревога, – ответил я.

— Учебная?

— Учебной у нас не бывает.

И не смотри на меня так, милая, я сам не понимаю ни черта.

Рыжая все еще была без сознания, и лежала на самом краешке. Я снова поднял пистолет. А с виду девка как девка. Тоненькая, трогательная, хорошенькая. Аретейни напряженно переводила взгляд с меня на оборотницу и обратно.

Тут рыжая завозилась, застонала и пришла в себя. Захрипела от боли и инстинктивно замерла – оба рукава латаной рубашки и штанины на коленях намокли, пропитавшись кровью. Она хватанула ртом и распахнула глаза, уставившись на меня.

— Вы чего?! – болезненно выдохнула жертва полнолуния. – За что?..

— За шкаф, – с трудом отозвался я, стискивая зубы. Рука ходила ходуном, тяжелая рукоятка пистолета соскальзывала по липкой крови, тоскливые завывания сирены звоном отдавались в ушах. Каждый раз, встречая разумную и осознающую себя нечисть, мне приходится заставлять себя убивать. Одно дело – упырь, волглый морок, русалка или овражье колесо – этих-то можно без зазрения совести валить штабелями. И совсем другое – когда перед тобой разумное мыслящее существо – совсем человек.

Совсем – да не совсем.

Соберись, Селиванов.

— Постойте! – неожиданно ухватила меня Аретейни. – Поглядите вниз!

Мы рефлекторно подчинились – я и рыжая, обернувшись и зачарованно глядя на асфальт внизу. И поглядеть стоило.

Мало того, что в нем немеряно трещин – обычной сетки трещин, образовавшейся от старости – так сейчас дорога буквально вздыбилась, покрываясь открытыми черными ранами и брызгая взрывами асфальтовой крошки.