Город принял

Я захохотала, и на сумрачном лице Рудика тоже промелькнула тень улыбки, но Стас недовольно покосился на меня, и я умолкла, а он сказал:

– Во сколько у вас здесь, в больнице, прогулка?

Рудик помотал головой:

– В четыре, допустим, но…

– Давай только сразу условимся, – перебил Стас. – Ложные показания допустимы только в отношении фактов, которые я не могу проверить!

– М-да-а, я только хотел сказать, что прогулкой не пользуюсь, – огорчился Рудик.

– Ну вот и не надо говорить неправду, – сказал Стас. – Я тебе сейчас коротенько расскажу насчет вчерашнего, если что не в цвет, ты меня поправишь.

– Расскажите, – согласился Рудик. – Только чего не было, не шейте.

– Марчелло, ты же меня знаешь, – развел руками Стас. – Разве хоть один блатной имеет право сказать, что я когда-нибудь липовал?

Рудик покачал головой:

– Не, это я на всякий случай, не обижайтесь, капитан.

– Ну и договорились. Только условимся: не перебивать.

– Вери вел, – сказал на чистом английском Рудик.

– Недели две назад ты возник в одном министерстве. Ты ходил туда, как на работу. Уже через неделю ты дружил со всеми секретаршами, швейцарами, лифтерами. С лифтерами ты перекуривал, швейцаров одаривал двугривенными, а секретарш покорял фигурными шоколадками. Со всеми здороваешься за руку, начальников называешь по имени-отчеству – словом, ты всех знаешь и тебя все знают. После этого ложишься в больницу. Тем более что у тебя в самом деле язва, и я совершенно согласен, что это от нервных перегрузок. Осваиваешься с больничным режимом и назначаешь операцию «Явы» на вчерашний день.

Рудик слушал внимательно, иногда кивал, иногда несогласно покачивал головой, но условие Тихонова выполнял – не перебивал.

– Вчера ровно в шестнадцати ты вышел на прогулку в парк, одетый в эту самую распрекрасную пижаму. Не торопясь и не привлекая внимания, дошел до выхода на Петровку, где тебя ждал дружок на бежевом «Москвиче». Переодеться в машине, пока она мчится к магазину «Ява», в джинсы и замшевую курточку – плевое дело. А около магазина уже маются два молодых «лоха», им до смерти хочется новеньких, исключительно привлекательных красных мотоциклов, а в карманах полно денег. Вы с дружком берете их на крючок, объясняете про наряды из министерства, везете их туда, там заставляешь их писать заявления, на столе у секретарши, пока парни ждут в коридоре, накладываешь от имени Бориса Иваныча красную резолюцию и тащишь к бухгалтерии. Там забираешь две тысячи сто и уходишь через второй коридор. Классический «сквозняк». Дружок доставляет тебя к больнице, забирает свою долю, а ты, переодевшись в пижаму, возвращаешься болеть дальше. И дело сделано, и алиби железное.

– А что, нет? – по-птичьи склонив голову, спросил Рудик, но особой уверенности в его голосе не было.

– Нет! – жестко сказал Стас. – Пора тебе менять профессию, Марчелло. Ты ведь умный, когда же ты поймешь, что уже примелькался, тебя не то что по фотографии, тебя по одному почерку в МУРе расколют!

– Почерк можно подделать… – лениво сказал Рудик, откинул голову на подушку, устало закрыл глаза. – Есть что-нибудь еще?

– Есть. Двое потерпевших, которые опознали тебя по фотографиям – не только свежим, но и десятилетней давности. Раз. – Тихонов для верности загнул палец. – Они же опознают тебя лично. Два. Пятнадцать человек в министерстве, ты им достаточно там намозолил глаза, опознают тебя безоговорочно, а сказать, что именно ты там делал, не смогут, они же не знают! Самое смешное, что и ты – даже для приличия – не сможешь придумать нам какое-нибудь объяснение: зачем ты там неделю – и вчера также – болтался. Ну, скажи мне вот так, с ходу: какие такие были у тебя срочные дела в министерстве, что ты туда с больничной койки смотался, а?

Рудик открыл глаза:

– Я человек серьезный, капитан, и с ходу ничего говорить не люблю. Придет время, скажу, подумавши.

– Ладно, – согласился Стас. – Я тогда спущусь сейчас в вестибюль, там ребята дожидаются, которых ты облапошил. Мы поднимемся, чтобы они тебя в натуре опознали, и тогда поедем к нам…

– Нельзя! – яростным шепотом сказал Рудик. – Я больной!

– Ну, я самовольничать не буду, – ответил Тихонов. – Я с врачами здешними посоветуюсь: можно или нельзя тебя транспортировать. Да и Маргарита Борисовна – доктор…

Я укоризненно посмотрела на Стаса:

– Лечащего врача достаточно… он знает.

– А где вы собираетесь всю эту комедию устраивать, с опознанием? – спросил Рудик. – Прямо здесь, в палате?

– Зачем же людей беспокоить? – Тихонов кивнул на больных. – В конце коридора есть ординаторская, нам ее минут на десять уступят. Не беспокойся.

И вышел. А через двадцать минут процедура опознания в ординаторской была уже окончена; потерпевшие, не колеблясь, указали на Рудика как главного героя их вчерашней одиссеи. Когда официальная часть была окончена, Рудик упрекнул горе-покупателей:

– Эх, вы-ы! Ребята вроде грамотные, неужели не понимаете: разве можно первому встречному доверяться!

На что Сергей мрачно ответил: