Город призраков

Джейкобов два, один рядом со мной, второй в зеркале, но они разные. Рядом со мной стоит тот Джейкоб, которого я знаю. Но тот, что в стекле, осунулся, он смертельно бледен, майка и джинсы на нем мокрые, а вокруг ног плещется речная вода. Меня непросто испугать, чего я только не видела за последний год, но сейчас мне страшно. Джейкоб в зеркале выглядит мерт… – так, стоп. Я не позволяю себе даже в мыслях произнести это слово.

– Джейкоб, – окликаю я его, но он как будто не слышит. Глаза у него пустые и в то же время сосредоточенные. Я хватаю его за плечи, чтобы встряхнуть, но, конечно же, мои руки проходят насквозь. В конце концов я догадываюсь встать между ним и отражением, чтобы он этого больше не видел.

– Джейкоб!

Он моргает, нерешительно делает шаг назад.

– Что это было? – спрашиваю я.

Ответ звучит неуверенно, вяло.

– Я… не знаю.

Он вздрагивает, как от холода, отворачивается и выходит из комнаты. Я оглядываюсь на зеркало, почти ожидая, что снова увижу того, другого Джейкоба.

Но в нем только мое отражение.

Возвращаюсь в гостиную. Папа заряжает телефон, а мама разбирает вещи. На диване сидит Джейкоб, взгляд у него до сих пор странный, отсутствующий.

Тебе лучше? – думаю я, падая на диван рядом с ним.

Он рассеянно кивает.

Солнце прячется за облаками, в комнате вдруг становится темно. Как будто мы шагнули за Вуаль – все сразу кажется серым и мрачным.

Мама, уперев руки в бока, осматривается.

– Очаровательно, – говорит она без намека на иронию. Потом поворачивается ко мне: – Есть какие-то признаки того, что тут живет привидение?

Я догадываюсь, что она говорит о мистере Уэзершире, а не о Джейкобе, поэтому мотаю головой.

– Разве что большая кошка и несколько старых курительных трубок, – отвечает папа.

Мама собирает волосы в лохматый пучок.

– Вот зануда, – и она целует папу в щеку.

– Сама такая, – улыбается он, протирая очки.

Я подавляю зевок. В следующую секунду папа тоже зевает.

– Не смейте! – восклицает мама. – Нам нужно продержаться до вечера. Это единственный способ справиться с джетлагом.

Джетлаг – это, видимо, то, что случается, когда за ночь перелетаешь на другой конец света и организм не успевает приспособиться к смене часовых поясов.

Я клубочком сворачиваюсь на диване и краем уха слышу, как папа звонит продюсерам и сообщает, что мы прибыли. Съемочная группа прилетит из Лондона завтра, они приедут сюда, чтобы познакомиться с нами, а вместе с ними и наш местный гид. Папа бредет в спальню, обсуждая всякие подробности, но я подозреваю, что он хочет только одного – спать. Снова зевнув, я закрываю глаза, но мама начеку. Она хватает меня за плечо.

– Ну-ка перестань, – уговаривает она и стягивает меня с дивана. – Смотри, какой хороший денек.

Я выглядываю в окно.

– По-моему, там дождь.

Но от мамы так легко не отделаться. Она сует мне в руки плащ.

– Хорошо, что мы подготовились.

Я оглядываюсь на диван, но Джейкоб исчез. Надо бы его поискать, но мама берет меня под руку и тянет к двери. Я едва успеваю на ходу схватить со стола свой фотоаппарат.

Когда мы выходим под серое небо, оказывается, что на улицы опустился туман, люди похожи на тени. Резко кричат чайки. Где-то вдалеке звонит церковный колокол.

Вот она какая, Шотландия, думаю я.

Много ли тут привидений?

Глава восьмая

– Пытки! Убийства! Кровопролития!

Человек в цилиндре и потрепанном костюме широко раскидывает руки.

– Узнайте все о самых мрачных тайнах города! Посетите Эдинбургскую темницу!

В воздухе разносятся звуки волынки, а к столбу с фонарем на верхушке прислоняется женщина в темном платье.

– Экскурсии в гости к призракам! Каждую ночь, – сообщает она, – начало на закате. Ищите фонарь.

– Посетите Тупик Мэри Кинг [2]! – выкрикивает другой зазывала в старомодном плаще.

– Узнайте историю Бёрка и Хэра!

– Пройдите по следам городских мертвецов!

Мы с мамой идем по Королевской Миле. Это череда широких и многолюдных улиц, ведущих от замка к подножию высокого холма, который здесь называют Троном Артура.

Замок и Холм держат город с двух сторон, словно гигантские книгодержатели на полке.

Мама счастлива, увлечена шумом и кутерьмой. А вот мне не до смеха. Кажется, я сойду здесь с ума, потому что сквозь гул голосов просачивается знакомое тук-тук-тук призраков – то ближе, то дальше, оно слышится со всех сторон, тихое, равномерное биение, будто у города есть пульс.

Пробираясь сквозь толпу, я не выпускаю мамину руку. Обычно это родители беспокоятся, чтобы дети не потерялись, но мне всегда приходится следить за мамой. Папа еще как-то запоминает дорогу, а вот мама всегда норовит заблудиться.

«А как еще ты найдешь что-то новое и интересное?» – всегда говорит она.

Мама ныряет в магазин для туристов, чтобы купить нам воды. Я жду ее на тротуаре, фотографируя уличных артистов и прохожих. Я снимаю женщину в белом, которая стоит на небольшом постаменте и поет что-то протяжное и заунывное. Старика с букетиком черных бумажных роз, на лепестках которых написаны какие-то слова. Волынщика в килте; его волынка издает пронзительные звуки, похожие на вой ветра.