Где-то он видел эти крутые холмы, поросшие синеватой жесткой растительностью, эти круглосуточные туманы и дурманящий запах трав. Безлунными ночами, когда мозги связно соображали, он мучительно пытался вспомнить, когда же бывал в этих краях. Не мог — память отказывалась выдавать более или менее ясную картину. Может быть, в одно из его редких посещений Кавказа лет пятнадцать назад?
Может быть, хотя он больше склонялся к мысли, что нет.
Выход был один. На поклон к Плащевику Мартиков идти не мог, и потому оставалось лишь отыскать ту группу, в состав которой входил и чудом оставшийся в живых журналист. Что ж, он ожидал такую реакцию и предвидел, как они себя поведут, когда узнают, что со временем он начнет утрачивать человеческие черты.
Сделав три шага вперед, Павел Константинович оказался в тесном коридоре квартиры.
— Я же видел вас тогда той ночью, — горячо сказал он Владу, — вы что-то знаете, вы все что-то знаете!
— О чем?
— Да обо всем! — рявкнул он, и Белоспицын у окна вздрогнул. — О том, чем пахнет воздух, и что за сны мне снятся, и куда все подевались, о черном «саабе», наконец!
— Стоп! — сказал Влад. — Опять «сааб». Тут ты не ошибся... заходи, устраивайся там, на табурете. Извини, что не предложил тебе диван, но больно ты грязен.
— Простите, в городе туго с водой.
— Ничего, — утешил Дивер. — У нас все равно забита канализация, так что наше обоняние урона не понесет.
Позади на лестничной клетке затопали шаги, потом входная дверь распахнулась и явила Степана Приходских, который, увидев оборотня, замер на пороге.
— Эка... — сказал он и замолк. Дивер махнул рукой, заходи, мол. Степан зашел и сел на диван, косясь на Мартикова.
— Все интереснее и интереснее.
— Меня зовут Мартиков Павел Константинович, — представительно произнес волосатый уродливый получеловек, от которого разило тяжелой смесью псины, бензина и подгнившего мяса. — В общем-то, во всем происшедшем со мной виноват я сам, и моя вина в том, что я не сообразил убраться из этого паршивого городка. А теперь вот поздно, я попался, увяз по уши, и ей-богу, это заставило меня пересмотреть жизненные идеалы. Не каждому это дается.
— Мы тут все как следует увязли, — сказал Дивер. И под тихий шелест начавшегося дождя за окном Павел Константинович Мартиков поведал свою историю, перемежая ее лающими восклицаниями, от которых слушатели вздрагивали.
Про «Паритет» они помнили, пожар был крупный, и такое событие не прошло незамеченным. Черный же «сааб» вызвал бурную дискуссию, причем основные вопросы сыпались опять же на Александра, как на единственного вступавшего в контакт с этим адским авто.
— Мир тесен, да? — сказал Владислав.
При упоминании ночных бдений на крышах Белоспицын оживился и припомнил несколько случаев звериного воя, слышанного им лунными ночами. Убийство Медведя вызвало шок пополам с омерзением, после чего слушатели Мартикова вновь стали относиться к нему с подозрением.
— Так ведь это тебя Голубев видел! — произнес Сергеев. — Ты ж его пугнул до смерти!
— Я не помню, — сказал Мартиков, — и вполне возможно, что уже не вспомню. Дайте мне дорассказать.
И он поведал про волю владельцев черного «сааба», после чего в комнате повисла тишина. Ранние сумерки быстро наплывали на город, укутывали в мокрое свинцово-серое покрывало.
— Все же я, да? — спросил Сергеев. — Тебе дали понять, что убить надо меня?
— Не сомневайся, — произнес Белоспицын, — мне они тоже указали без обиняков.
— И что ты? — спросил Дивер, обращаясь к Мартикову.
Павел Константинович качнул лобастой массивной головой в сторону Сергеева:
— Ну, он же жив.
— Значит... ты нарушил данное им обязательство, и теперь волк вернется, так?
— Да, — через силу сказал Мартиков. — Правду сказать, он уже близко.
— И ты пришел к нам, — продолжил Дивер, — зная, что вот-вот потеряешь остатки соображения и начнешь кидаться на все, что движется. Так ведь?
Мартиков сник, на его уродливой морде проступила тоска, молчаливая мольба о помощи. Он скривился и заплакал бы, если бы мог.
— Я думал... — сказал он, — думал, вы сможете помочь...
— Но как, Мартиков? — воскликнул Дивер. — Ты хоть понимаешь, кто мы? Мы совсем не понимаем, что творится вокруг. Мы не контролируем ситуацию, мы плывем по течению. И не наша вина в том, что вместо того, чтобы ухнуть в бездну, мы зацепились за выступающий из воды камень, и потому сохранили себя! Может быть, поэтому нас и хотят убить те отморозки из «сааба»!
— Ты знаешь! Я видел! — отрывисто сказал Павел Константинович Владу, отказываясь верить услышанному. — Тогда, в расстрельную ночь, я видел!
— Тогда я понимал еще меньше, чем сейчас, — произнес Владислав тихо.
— Вы не понимаете! — крикнул Мартиков. — Вот я сейчас сижу перед вами! Да, я страшный, да, урод, хотя было время, когда на меня засматривались женщины! Но я человек! Я думаю, анализирую, чувствую!
— Тише, тише, мы, конечно, понимаем, но... — начал Дивер.