— Может, я и смогла бы терпеть твой бесконечный пессимизм, если бы ты
— Мы уже все испробовали, — вставил Енох. — Что еще тут можно предложить?
— Мы не испробовали только
— И что же это? — обернулась к ней Эмма.
Вместо того чтобы объяснять что-либо, Оливия решила продемонстрировать нам свою идею. Покинув тротуар, она вошла в толпу на дороге, обернулась к зданию и во весь голос закричала:
—
Она не успела закончить, потому что ее сгребла в охапку Бронвин, и остаток ее фразы поглотила подмышка крупной подруги.
—
Она поставила Оливию на тротуар и уже хотела отчитать ее по полной, как вдруг по лицу малышки хлынули слезы.
— Какое это имеет значение? — всхлипывала она. — Если мы не можем найти мисс Королек и не можем спасти мисс Сапсан, то, даже если на нас прямо сейчас набросится целая армия тварей, это уже неважно.
Из толпы вышла какая-то женщина. Она была немолода, и возраст сгорбил ее спину. Капюшон накидки скрывал ее лицо.
— С ней все хорошо? — спросила женщина, подходя к нам.
— Да, все в порядке, спасибо, — вежливо ответила Эмма, пытаясь избавиться от нежеланной собеседницы.
— Нет,
Оливия опустила голову и начала жалобно всхлипывать.
— Ну что ж, — ответила женщина. — Вы поступили очень правильно, придя ко мне.
Оливия подняла глаза и шмыгнула носом.
— Почему это?
И тут женщина испарилась.
Вот так просто взяла и испарилась.
Она исчезла из своей одежды. Ее накидка, внезапно опустев, улеглась на мостовую. От изумления мы потеряли дар речи. Мы не могли проронить ни слова, пока из складок плаща не выпорхнула маленькая птичка.
Я замер на месте, не зная, что мне делать. Следует ли попытаться ее поймать?
— Кто-нибудь знает, что это за птица? — спросил Гораций.
— Я полагаю, что это королек, — ответил Миллард.
Птица захлопала крыльями, вспорхнула и улетела, исчезнув за углом здания.
— За ней! — крикнула Эмма, и мы все бросились вдогонку за птицей, поскальзываясь на льду и с трудом держась на ногах.
За углом мы оказались в забитом снегом переулке, который отделял обледеневшее здание от того, что стояло напротив.
Птицы нигде не было.
— О черт! — выругалась Эмма. — Куда она подевалась?
Тут из-под земли у нас под ногами раздались странные звуки: металлический лязг, голоса и шум, похожий на слив воды. Мы разгребли снег и обнаружили в кирпичной стене двойную деревянную дверь, напоминающую вход в угольный погреб.
Дверь была незаперта, и мы поспешили ее отворить. Внутри находилась лестница, ступени которой были покрыты стремительно тающим льдом и вели куда-то вниз, в кромешную тьму. Талая вода с громким журчанием стекала в невидимую канаву.
Эмма присела на корточки и крикнула в темноту:
— Эй! Тут есть кто-нибудь?
— Если вы идете, — отозвался издалека чей-то голос, — спускайтесь быстрее!
Эмма удивленно выпрямилась, а потом крикнула:
— Кто вы?
Несколько секунд мы напряженно прислушивались, но ответа не последовало.
— Чего мы ждем? — воскликнула Оливия. — Это мисс Королек!
— Мы этого не знаем, — возразил Миллард. — Мы не знаем,
— Вот я сейчас и узнаю! — заявила Оливия и, прежде чем кто-нибудь успел ее остановить, подскочила к двери подвала и прыгнула вниз, плавно опустившись в темноту.
— Я все еще жива! — поддразнила она нас снизу.
Нам стало стыдно, и мы поспешили последовать за ней. Спустившись по лестнице, мы обнаружили проход, протаявший в толще льда. Ледяная вода капала с потолка и ручьями стекала со стен. Да и темнота оказалась не такой уж абсолютной — далеко впереди, где-то за поворотом мерцал рассеянный свет.
Мы услышали чьи-то шаги. Они медленно приближались. По стене скользнула тень, и из-за поворота показалась фигура, темный силуэт которой четко выделялся на светлом фоне.
— Здравствуйте, дети, — произнесла фигура. — Я Баленсьяга Королек, и я очень рада видеть вас здесь.
Глава двенадцатая
Я
Эти слова оказались подобны пробке, с силой выскочившей из бутылки, в которой так долго таились наши чувства. Первым из них стало облегчение — удивленные возгласы, смех, за которым хлынула радость. Мы с Эммой прыгали и обнимались. Гораций упал на колени и воздел руки к небу в безмолвном «аллилуйя»! Оливия так разволновалась, что оторвалась от земли даже в своих утяжеленных туфлях.