«Кент ошибся!» – думал Лодж, борясь с подступающим ужасом. Вся эта затея начинена психологическим динамитом. Одно неверное движение, и пойдет цепная реакция, которая накроет всю группу.
А с потерей группы будут потеряны и годы труда – многие годы обучения, долгие месяцы адаптации к совместной работе, бесконечная, ежедневная борьба за то, чтобы они были довольны жизнью и не пытались друг друга передушить. Утрачена будет вера в команду, которая за это время успела заменить им веру в себя, прервется гладкая и безупречная совместная деятельность. Да и немалая часть достигнутых результатов пойдет в утиль, ведь пока еще никому, даже самой талантливой группе не удавалось продолжить работу предшественников с той же точки – какими бы подробными ни были оставленные ими инструкции.
Широкую стену театра занимал вогнутый экран, а перед ним возвышалась небольшая сцена.
Лодж думал о том, что скрывается позади экрана: о трубках и генераторах, акустических устройствах и компьютерах – о частях чуда, превращающего мысли в движущиеся образы. В марионетки разума, наделенные странной, пугающей человечностью, которой деревянные куклы на ниточках всегда лишены.
И разница между ними конечно же – это разница между творениями ума и рук, ведь самый острый нож в самых талантливых руках не вырежет из мертвого дерева куклу, по реалистичности хотя бы отдаленно сравнимую с персонажем, рожденным человеческим разумом.
Сначала Человек творил одними лишь руками – обтесывал камень, резал по дереву, придавал форму глине. Затем он сделал продолжением своих рук механизмы и с их помощью начал создавать вещи, которые прежде были ему не под силу. Теперь же человек мог творить не руками и механизмами, а разумом, хотя разуму все равно требовались надстройки – машины, которые транслировали в вещественный мир плоды его мыслительных трудов.
Лодж подумал, что однажды разум освободится и от этой необходимости, перестанет нуждаться как в руках, так и в машинах.
Экран вспыхнул, и на нем появилось дерево, еще одно, затем скамейка, пруд с уточками, зеленая лужайка, мраморная статуя в отдалении, а совсем далеко, на горизонте – очертания городских небоскребов.
Именно в этих декорациях действие завершилось накануне. Действующие лица решили устроить пикник в городском парке – хотя, конечно, едва ли эта идиллическая картинка продержится долго.
И все же Лодж надеялся, что сегодня пикник останется пикником. «Давайте хотя бы раз не будем мудрить, обойдемся без внезапных потрясений и леденящих кровь поворотов», – думал он. Если кому-то сейчас придется выводить своего персонажа из безумных хитросплетений внезапно изменившегося сюжета, рассудок может не выдержать напряжения.
Сегодня им предстоит играть Спектакль без одного персонажа, и многое будет зависеть от того – без какого именно.
Сцена оставалась безлюдна, подобная живописному полотну – великолепный парк в цветении весны, каждая деталь на положенном месте.
Почему они медлят? Чего ждут?
Они ведь все подготовили к началу. Чего дожидаются?
Кто-то вызвал легкий ветерок, и листья деревьев зашуршали, гладь пруда подернулась рябью.
Лодж представил перед глазами свой персонаж и вывел его на экран, мысленно воспроизводя вихляющую походку, травинку меж зубов, цепляющиеся за воротник нестриженые кудри.
Кто-то же должен был начать…
Провинциальный Хлыщ вдруг развернулся и убежал обратно. Через пару мгновений он снова возник, таща в руках здоровенную плетеную корзину.
– Чуть не забыл покушать взять, – пояснил он с деревенской непосредственностью.
В темноте зрительного зала кто-то хихикнул.
Лодж возблагодарил Бога за этот смешок. Значит, все пока идет хорошо. Ну? Что же остальные?
На экран широким шагом вышел Нищий Философ – обаятельный тип, за фасадом пестрого жилета, пышных респектабельных седин и аристократических повадок скрывавший свое истинное лицо: а был он никчемным тунеядцем и пустым хвастуном.
– Друг мой, – радушно приветствовал он Провинциального Хлыща. – Мой милый друг!
– Не друг я тебе, – огрызнулся Хлыщ, – пока триста баксов мои не отдашь.
«Ну?! – мысленно вопрошал Лодж. – Где остальные?»
Явилась Красивая Стерва в сопровождении Правильного Юноши, которого в любую секунду подстерегало жестокое разочарование.
Провинциальный Хлыщ меж тем уселся на траве, раскрыл корзину и принялся вынимать из нее свое «покушать» – окорок, целую индейку, голову сыра, термос, банку желе, маринованную селедку… Красивая Стерва состроила ему глазки и призывно покачала бедрами. Провинциальный Хлыщ вспыхнул и потупился.
– Давай, соврати мальчонку! – заорал Кент из зала.
Остальные расхохотались.
«Ничего, – повторял себе Лодж, – ничего, все будет хорошо. Если они начнут перебрасываться шуточками – значит, все в порядке».
– Мне нравится ход твоих мыслей, котик, – проворковала Красивая Стерва. – Пожалуй, я так и сделаю.
И направилась прямиком к Хлыщу.