Город счастливых роботов (авторский сборник)

Пряча раненую конечность под мышкой, шипя и подвывая, Леха выскочил на крыльцо. Сел и принялся качаться из стороны в сторону.

Как-то сильно шибануло, прямо не ожидал — а чего ты, собственно, ожидал, естествоиспытатель хренов, надо было провод найти потоньше! Руку новую вырастишь? А голову? Думал чем? Или ты этой головой только почтовые ящики сшибать можешь? Интеллектуал!

Дед бы тебя выпорол и был бы сто раз прав.

Уффф…

На угол крыльца падал свет от уличного фонаря. Леха, тяжело дыша, вытащил руку из-за пазухи и, заранее боясь, раскрыл ладонь. Та-ак… Полоса от ожога на ладони была, да еще какая. Только с ней что-то происходило. Медленно, но вполне заметно на глаз полоса будто бы стиралась, причем стиралась изнутри. Кожа регенерировала. Леха не мог даже посмотреть на часы, засечь время, он прилип взглядом к ладони и не в силах был оторваться, пока след ожога не растворился бесследно. Осталась белая новенькая кожа.

Леха нервно заржал. Некоторое время давился от смеха, а потом застыл неподвижно, тупо глядя перед собой, переваривая дикий результат эксперимента.

Он сидел так, пока не зачесалась шея. И сразу плечо и вроде бы даже ухо. Легонько так, щекотно. И тут же откуда-то из-под воротника куртки бесшумно взмыл серебристый вертолетик, размером почти со спичечный коробок. Перелетел через плечо, закрутился над коленями. Медленно, очень медленно Леха протянул руку и повернул ее ладонью вверх. Вертолетик словно этого и ждал.

Он опустился на ладонь, подобрал лапки, сложил и закинул на спину винт.

Уютно устроился. И замер.

Ощущение от вертолетика на ладони оказалось невыразимо приятным. Он был живой, добрый и… Родной.

Леха вдруг понял, что у него на глаза слезы наворачиваются от умиления.

— Ты… Ты кто, друг? — спросил он шепотом.

И сразу теплой волной по всему телу прошел ответ.

«Это я».

Леха не выдержал и действительно заплакал.

Глава 24

— Та-ак, работаем кулачком, работаем… Достаточно.

В шприце был темно-серый раствор.

— Они точно уйдут из меня? — спросила Мария с заметной брезгливостью в голосе.

— Точно, — меланхолично обронил Зарецкий.

Загрузочную инъекцию надо делать медленно, очень медленно. Зарецкий не торопился.

— Это стандартная девятая серия, — сказал он. — У нее запас жизни в организме три недели максимум, вне организма — три часа. Сделают свое дело и распадутся.

— А правда, что у испытателей потом была депрессия?

— Слушай, ну чего ты дергаешься. Тебе в порядке исключения вводят то, что все остальные получат только следующей весной. Чтобы ты на себе ощутила, как это здорово, и могла рассказать по телевизору всей стране. Это честь, понимаешь?

— А почему не в таблетке?

— Не сделали еще.

— Они мне ничего менять не будут? Точно? Я не стану плясать от радости, как идиотка?

— Что еще за новости?

Не будь Зарецкий циником, он бы обиделся. Никто из испытателей не плясал от радости. Этого еще не хватало. И без того ребят колбасило.

— Ну… Говорят. Говорят, девятая серия не только лечит. От нее еще как бы веселее становишься.

— Вот болтуны. Успокойся. Этих перепрограммировали, — честно сказал Зарецкий.

Правда ведь перепрограммировали, особая партия «девятки» не поднимает уровень эндорфинов в крови. Делать ей больше нечего, она ботов-чужаков отлавливать будет.

— Ну и слава богу…

— Загрузка окончена, поздравляю.

Мария сидела молча, видно было, как она прислушивается к своим ощущениям. Зарецкий, с трудом сдерживая усмешку, приложил тампон к проколу в вене.

— Могу бинтом прихватить, могу пластырем. Или просто так подержи минут десять.

Мария медленно повернула к нему голову и вдруг разразилась безудержным идиотским смехом.

Тут Зарецкий действительно обиделся. Он и так натерпелся из-за той утечки. Молодого врача, трепавшегося о результатах испытаний «девятки», запугивал сначала лично Михалборисыч, а потом охрана добавила — чтобы больше не болтал. Завотделением был, в свою очередь, готов к суровой каре, но ему Михалборисыч нехорошо глянул в глаза — и промолчал. А Зарецкий, хоть считал себя не пугливым, затрясся и проклял тот день, когда простое желание побольше зарабатывать и поменьше видеть больных привело его в Нанотех. Он тут слишком глубоко увяз, чтобы соскочить, подписался на опасную авантюру — и случись чего, этот маньяк с президентскими амбициями просто скормит его репликаторам. А Рыбников будет стоять рядом и нудно комментировать процесс с научной точки зрения.

И теперь еще эта дура над ним издевается.

— Такая красивая — а такая глупая! — сказал Зарецкий.

* * *

Леха уже привык, что в Нанотехе разговаривают вполголоса и ходят не спеша, такой порядок на всей территории, и старался тут пореже носиться сломя голову. Но, увидев за воротами Марию, едва не прыгнул с крыльца института и сорвался на свой обычный трейсерский полушаг-полубег.

КПП на воротах он проскочил с такой скоростью, с какой только электроника успела отметить его пропуск.

Мария стояла рядом с джипом и глядела на Леху непривычно холодно.

— Привет! — воскликнул он. — Ты куда пропала?