Город счастливых роботов (авторский сборник)

Семенов промолчал.

— Или как вас там сейчас называют? Госбезопасность, короче говоря. И не ври, что не так. Я еврей, у меня на вашу братию расово верное чутье!

Семенов мог бы посмеяться. Но зачем? Гуревич уже и сам задумался. Он вообще любил это дело — думать. В темно-карих, как старые пуговицы, глазах появился огонек.

— И я им нужен, да? Они ведь к евреям не очень… Правда, я талантливый, сам знаю. На самом деле нужен?

Семенов снова промолчал. На этот раз — выразительно. Гуревич воодушевился:

— Семен, послушай, а если… А можно… Слушай, есть гениальная идея. Давай я буду иностранным шпионом!

Семенов аж крякнул. Мало кому удавалось его удивить. Гошка сумел.

— Это еще зачем?

— Ну, чтоб меня на глазах у всех арестовали, надели наручники, засунули в «воронок»… — мечтательно сказал Гуревич.

— Как говорят англичане, лучше плохая репутация, чем никакой?

— Точно! Семен, я всю жизнь был никем. Пустое место. Я только последние годы, когда меня нашел Дед и поставил на «пятерку», что-то значу. Но этого никто не знает. Ну да, личный программист, и чего? Не личность, так, девайс для гения. А тут все поймут, каков я!

Семенов позволил себе усмешку. А что? Его коллеги любят розыгрыши и мистификации. Им идея понравится. Может, от нее и польза какая будет.

— Семен, — осторожно позвал Гуревич, — а Дед знал, кто ты?

— Конечно.

— Он не боялся?

— С какой стати? Я же не его разрабатывал.

— А кого?

— Вот дубина… Тех, кто пытался разрабатывать его!

— А-а, — успокоенно протянул Гуревич. Поерзал на стуле, потом вскочил: — Погоди. Раз такое дело… Погоди.

Убежал в комнату, тут же вернулся, принес заляпанный кофе ноутбук. Маленький «Асус». Положил его перед Семеновым бережно, как артефакт из гробницы фараона.

— Вот.

— И?..

Гуревич отвел взгляд. Тяжело вздохнул.

— Знаешь, я, наверное, преступник. Но я просто не смог.

Семенову чуть не изменило самообладание.

— Здесь все по пятой, — сказал Гуревич, зачем-то отползая к двери. — Полностью. Никто не знал. Я маньяк. Я живым себя чувствовал только в Нанотехе, домой не хотел уходить. Потом догадался — и сделал копию всей документации. Вообще всей. Работал и в институте, и дома. Знаешь, как было здорово? Вот, — повторил он и на сантиметр подвинул ноут к Семенову. — Когда Дед приказал уничтожить документацию, мы с тобой на работе все снесли, я и не пикнул. А почему нет? Я же знал, что у меня есть дубликат. Я просто для потомства хотел сохранить. Вдруг через год конвенцию отменят? И что, все заново?!. А тут еще и Деда не стало… А сейчас я понял, что дома это держать нельзя. Мало ли, вдруг твои ребята не возьмут меня. Тогда за меня возьмется Мишка. Вытрясет все, что помню. Я, если честно, пыток очень боюсь…

Семенов стерпел и это.

— Пусть у тебя побудет. В этих ваших подвалах Лубянки, архивах или еще где. Вы же все храните. У вас память о «пятерке» сохранится лучше, чем в банковском сейфе.

Семенов посмотрел на ноут, прикидывая размеры. Да поместится, чего там — тринадцать дюймов. И убрал его в сумку, впихнув между двумя номерами журнала «Оружие и боеприпасы».

Гуревич сразу успокоился. Сел обратно на табуретку.

— Дед. Я любил его. Я никого так не любил, как Деда. Его и наши вертолетики. Эти годы… как один день. И все насмарку, — убито закончил он. — Такая гениальная идея! Дед меня после работы подвозил иногда. И бывало, что конец рабочего дня, я прихожу к нему, и вдруг меня осеняет. И мы прямо тут же садимся, у меня ноут, у него ноут… Я этот его ноут как свои руки знал. Белая «сонька». Каждую наклейку знал. И клавиша «Т» блестит сильнее остальных. И мы садимся, у него на компе архив, я ему сразу загружаю свою идею, мы тут же проверяем… И знаешь, что главное? Он радовался. Он как ребенок радовался. А потом все снес. Я видел сам. Железной воли человек. Я думаю, он и умер потому, что жить не захотел. Жить комфортно таким, как Мишка. А настоящие люди так не могут.

Что правда, то правда, думал Семенов. А все потому, что цели у них разные. Настоящие люди ищут жизни, а «мишки» — комфорта.

— «Пятерка»… Вертолетики… — Гуревич всхлипнул. — Я никому этого не говорил. Никому. Они совершенны. Я был настоящим человеком, когда писал для них прошивку. Знаешь, какой могла быть пятая на самом деле?! Я… Я ведь сначала другую прошивку написал. То есть для будущей поточной серии я выкинул лишнее, сократил там, ну, ты понимаешь. А для опытной партии — все осталось. Только нужен усиленный рой, иначе не прошьешь на полную. Опытная партия… Она другая. Только не смейся. Мне в детстве так хотелось собаку, а мама не разрешила взять щенка. И я… — Он сглотнул. — Я сделал такую собаку. Существо, которое будет служить человеку и никогда не предаст его. Я сделал такого бота, который станет не только лекарством — но и другом. Чтобы, если «пятерку» загрузили ребенку, он никогда больше не чувствовал одиночества.

Семенов слушал молча. В лице не дрогнул ни один мускул.