Город сестёр 2

— Новенькие. Муж с женой.

— Давно они тут?

— Четвёртый день.

Пашка крикнул.

— Кто тут Коля? Встань.

Поднялся нахмуренный мужик. Исподлобья посмотрел на Павла. Тот поинтересовался.

— В рейды ходил?

— Нет. Не успел.

— Иди к жене.

Коля отошёл к женщинам и одна из них, трясущаяся, в слезах и соплях, припала к его груди. Обнять не смогла — руки связаны сзади.

— М, м, м!

— Что? — Переспросила Бабка.

— С… спа… сибо…

— Рано благодаришь, подруга…

Пашка продолжил расстрел. Особых эмоций не испытывал. Он их просто подавил.

Дело наблагодарное, гадкое. Дерьмовая, можно сказать, работа. Сволочная.

Но делать это кто-то должен. Приказывать, подписывать на это дело других, он не имел никакого права. Поэтому приходилось самому.

Патроны кончились. Он перезарядил апээсы и добил оставшихся.

Бригадные прекрасно понимали сущность происходящего.

Понимали, почему Скорый гуманно не усыпил до смерти всю эту толпу пленных. Слишком много свидетелей, чтобы демонстрировать возможности своего «дара». И все понимали, почему он сам взялся за расстрел. Смотрели на него с некоторым даже сожалением.

Когда закончил, спросил у Бабки.

— Ну, а с этими что?

Остались истинные внешники. Человек двадцать. В противогазах. Расхристанные. Толпа пыталась их линчевать, но Бабка рявкнула на «мстителей», и те, успокоившись, разбрелись по автобусам.

Бабка прошлась и выдернула из строя четырёх женщин. Она зашла сзади и полоснула по пластику наручников. Бабы в улье большая ценность. Скомандовала.

— Снимите противогазы… Ну!!… Мне, что — начать стрелять?

Все четыре сняли маски.

Бабка внимательно поглядела на спокойных, но бледных дам. Те понимали — что их ждёт, и уже, видимо, смирились со своей судьбой. Милка покопалась в нагрудном кармане и вытащила горсточку белого жемчуга. Отсчитала четыре штуки и подала одну девушке, черненькой, носатенькой, стоящей в одной майке и плавках.

— Глотай.

Девица презрительно хмыкнула и бросила жемчужину Бабке под ноги.

— Сама жри. Тварь.

Милка тяжело вздохнула, не спеша, достала свой АПС и выстрелила девице в лоб. Так же не спеша наклонилась, подняла жемчуг и опустила в нагрудный кармашек.

— Кто-то ещё откажется? Или…

Девицы быстро протянули руки, расхватали драгоценные шарики и торопливо засунули в рот. Проглотили.

— Молодцы. Идите вон к тем двум, к рыдающим. Потом сядете с ними в броневик, вон тот, второй с краю.

С одного деда мстительные доноры успели сдёрнуть противогаз. Он стоял в группе своих товарищей, в ночной пижаме и тапочках, подслеповато щурился в полутьму Улья, освещаемую полусотней фар.

Подошедшая Ванесса спросила у него.

— Сегодня день передачи? Я правильно понимаю, господин Парсон.

— Пошла вон, тварь! — Старика заколотило от злобы. — Ты понимаешь, — что ты сделала?! Ты понимаешь, тварь?! Ты уничтожила десятки лет работы! Ненавижу! Ненавижу!!

У деда началась истерика.

— Это кто? — Поинтересовался Короткий.

— Куратор проекта, — ответила Мазур, — главный на этой ферме.

И спросила, не обращаясь конкретно ни к кому.

— Сегодня день передачи?!

Несколько человек покивали.

— Ну и отлично.

Ванесса повернулась и пошла к колонне…

Никто не ожидал от этого старого хмыря, от этого связанного дрища, такой прыти. Он в два прыжка подлетел к Мазур и ударил её в затылок своим лбом.

Ванесса рухнула на землю, не пикнув.

Деда отбросили в строй пленных. Пашка кинулся к лежащей ничком Игле. Перевернул лицом вверх. Положил на неё руки… Ничего не произошло. Он глянул на организм Ванессы через «дар». Грибница погасла! Этот старый придурок разбил споровые мешки у женщины! Зачем только она сняла шлем?!

— Короткий, искусственное дыхание! Рот в рот!

Скорый начал делать массаж сердца. Ничего не помогало. Сердечная мышца начинала сокращаться, делала два-три удара, Ванесса вдыхала всей грудью один раз и всё снова останавливалось. Бабка вкатила в руку Мазур шприц спека. Борьба за жизнь продолжалась минут двадцать. Эти переходы от надежды в отчаяние и обратно, вымотали всю душу.

Короткий просил.

— Скорый, сделай что-нибудь! Ты же можешь!

Пашка отвечал горько.

— Не могу Аркаша! Не могу! Я её не вижу! Не могу! Прости!

В конце-концов, сердце перестало отвечать на Пашкины толчки.

Мазур умерла.

Скорый встал как во сне.

— Всё, Короткий… Всё бесполезно…

Аркаша поднял невидящие глаза. Он сидел на коленях перед телом женщины и раскачивался как маятник.

Все замерли. Никто не произносил ни слова.

Короткий медленно, качаясь как пьяный, встал, вынул из ножен тесак и, с лезвием наголо, пошёл на куратора. Народ от того шарахнулся в стороны. А штаны у старика намокли и от него завоняло дерьмом.

Аркашка подошёл к деду, замахнулся… Парсон выставил руки защитным движением. Обе кисти отлетели, срезанные как бритвой. И Короткий, словно сучки с дерева, начал обрубать у обосравшегося деда конечности. Когда тот перестал вопить и хрипеть, Короткий перешёл к следующему пленнику. Он его обстругал, отчистил от конечностей, как ствол от веток. Перешёл к следующему, но психика у того не выдержала, он грохнулся в обморок. Аркашу это не остановило, и он обработал лежащего без сознания мужика.

Скорый сказал в микрофон.