Город сестёр

Среди них были две женщины, Пашка попросил отвести их в сторону и начала слева направо, по очереди, стрелять в головы коленопреклонным мужикам.

Несколько человек попытались бежать. Глупо конечно. Куда тут бежать со связанными руками. Тем более — от пуль Скорого.

Одна из отведённых женщин забилась в истерике.

— Коля!! Не надо!! Прошу вас!! Не надо!!

Скорый остановился:

— Что за «Коля»?

Серёга Логинов ответил:

— Новенькие. Муж с женой.

— Давно они тут?

— Четвёртый день.

Пашка крикнул:

— Кто тут Коля? Встань.

Поднялся нахмуренный мужик. Исподлобья посмотрел на Павла. Тот поинтересовался:

— В рейды ходил?

— Нет. Не успел.

— Иди к жене.

Коля отошёл к женщинам и одна из них, трясущаяся, в слезах и соплях, припала к его груди. Обнять не смогла — руки связаны сзади.

— М, м, м!

— Что? — переспросила Бабка.

— С… спа… сибо…

— Рано благодаришь, подруга…

Пашка продолжил расстрел. Особых эмоций не испытывал. Он их просто подавил.

Дело неблагодарное, гадкое. Дерьмовая, можно сказать, работа. Сволочная.

Но делать это кто–то должен. Приказывать, подписывать на это дело других, он не имел никакого права. Поэтому приходилось самому.

Патроны кончились. Он перезарядил апээсы и добил оставшихся.

Бригадные прекрасно понимали сущность происходящего.

Понимали, почему Скорый гуманно не усыпил до смерти всю эту толпу пленных. Слишком много свидетелей, чтобы демонстрировать возможности своего «дара». И все понимали, почему он сам взялся за расстрел. Смотрели на него с некоторым даже сожалением.

Когда закончил, спросил у Бабки:

— Ну, а с этими что?

Остались истинные внешники. Человек двадцать. В противогазах. Расхристанные. Толпа пыталась их линчевать, но Бабка рявкнула на «мстителей», и те, успокоившись, разбрелись по автобусам.

Бабка прошлась и выдернула из строя четырёх женщин. Она зашла сзади и полоснула по пластику наручников. Бабы в улье большая ценность. Скомандовала.

— Снимите противогазы… Ну!!… Мне, что — начать стрелять?

Все четыре сняли маски.

Бабка внимательно поглядела на спокойных, но бледных дам. Те понимали — что их ждёт, и уже, видимо, смирились со своей судьбой. Милка покопалась в нагрудном кармане и вытащила горсточку белого жемчуга. Отсчитала четыре штуки и подала одну девушке, черненькой, носатенькой, стоящей в одной майке и плавках.

— Глотай.

Девица презрительно хмыкнула и бросила жемчужину Бабке под ноги.

— Сама жри. Тварь.

Милка тяжело вздохнула, не спеша, достала свой АПС и выстрелила девице в лоб. Так же не спеша наклонилась, подняла жемчуг и опустила в нагрудный кармашек.

— Кто–то ещё откажется? Или…

Девицы быстро протянули руки, расхватали драгоценные шарики и торопливо засунули в рот. Проглотили.

— Молодцы. Идите вон к тем двум, к рыдающим. Потом сядете с ними в броневик, вон тот, второй с краю.

С одного деда мстительные доноры успели сдёрнуть противогаз. Он стоял в группе своих товарищей, в ночной пижаме и тапочках, подслеповато щурился в полутьму Улья, освещаемую полусотней фар.

Подошедшая Ванесса спросила у него:

— Сегодня день передачи? Я правильно понимаю, господин Парсон.

— Пошла вон, тварь! — старика заколотило от злобы. — Ты понимаешь, — что ты сделала?! Ты понимаешь, тварь?! Ты уничтожила десятки лет работы! Ненавижу! Ненавижу!!

У деда началась истерика.

— Это кто? — поинтересовался Короткий.

— Куратор проекта, — ответила Мазур, — главный на этой ферме.

И спросила, не обращаясь конкретно ни к кому:

— Сегодня день передачи?!

Несколько человек покивали.

— Ну и отлично.

Ванесса повернулась и пошла к колонне…

Никто не ожидал от этого старого хмыря, от этого связанного дрища, такой прыти. Он в два прыжка подлетел к Мазур и ударил её в затылок своим лбом.

Ванесса рухнула на землю, не пикнув.

Деда отбросили в строй пленных. Пашка кинулся к лежащей ничком Игле. Перевернул лицом вверх. Положил на неё руки… Ничего не произошло. Он глянул на организм Ванессы через «дар». Грибница погасла! Этот старый придурок разбил споровые мешки у женщины! Зачем только она сняла шлем?!

— Короткий, искусственное дыхание! Рот в рот!

Скорый начал делать массаж сердца. Ничего не помогало. Сердечная мышца начинала сокращаться, делала два–три удара, Ванесса вдыхала всей грудью один раз и всё снова останавливалось. Бабка вкатила в руку Мазур шприц спека. Борьба за жизнь продолжалась минут двадцать. Эти переходы от надежды в отчаяние и обратно, вымотали всю душу.

Короткий просил:

— Скорый, сделай что–нибудь! Ты же можешь!

Пашка отвечал горько:

— Не могу Аркаша! Не могу! Я её не вижу! Не могу! Прости!

В конце–концов, сердце перестало отвечать на Пашкины толчки.

Мазур умерла.

Скорый встал как во сне:

— Всё, Короткий… Всё бесполезно…

Аркаша поднял невидящие глаза. Он стоял на коленях перед телом женщины и раскачивался как маятник.

Все замерли. Никто не произносил ни слова.

Короткий медленно, качаясь как пьяный, встал, вынул из ножен тесак и, с лезвием наголо, пошёл на куратора. Народ от того шарахнулся в стороны. А штаны у старика намокли, и от него завоняло дерьмом.