Город сестёр

— Ну, не скажи… Не скажи. Вот те поля, за деревней, сплошь заминированы. Проехать можно только по трём дорогам. Только с трёх сторон, юг, север и восток. Узкие коридоры для прохода. Всё остальное просто засеяно минами. Обратил внимание на большие огороды, тыквы там всякие, арбузы?… Только вокруг школы. Ну и в сторону шоссе немного. И всё. Им хватает.

Шило встрял:

— Ты расскажи про орду…

— Да. Тут, как–то, орда тварей на них накатила. Шла–то она на Заозёрный, а Воскресенки просто на пути попались. Так, ты знаешь, в Заозёрный орда не дошла. Тут вся и осталась. Воскресенские потом два дня шарики вырезали. Говорят — вёдрами таскали. Деревня просто озолотилась. А потеряли — двоих. Да и то, по–глупому…

— Геройствовали, поди, — усмехнулся Скорый.

— Ну конечно! А как иначе. В семье не без дураков. Так что…

Короткий вставил:

— Эта тихая пастораль обманчива. Воскресенки за полминуты ощетиниваются кучей стволов.

Минут через двадцать, оставив справа небольшое озеро, выскочили на добротное шоссе и покатили с комфортом и ветерком.

— А это что за деревня? — любопытствовала Беда.

— Старый Кошкуль, — отвечала Бабка. — Только небольшая его часть. Там тоже никого нет. Про иммунных оттуда я не слышала.

Через километров шесть–семь открылась интересная картина. Две дороги стыковались под прямым углом. Узкая, неплохая, асфальтовая, отрезанная наискось, примыкала к двухполосному разбитому шоссе. По нему и покатили, плавно объезжая рытвины выбитого асфальта и подскакивая на широких трещинах.

Бабка комментировала экскурсию:

— Впереди Сыропятка. Кусок Сибири. Дальше, примерно такая дорога до самого Полиса. Где получше, где похуже.

Переехали небольшую речушку через хорошо сохранившийся мост. На указателе Пашка прочёл — «р. Омь». Название ничего не говорило.

Справа и слева хлопали на ветру и поблескивали на солнце полиэтиленовой плёнкой заброшенные теплицы. Они рядами занимали огромную площадь.

Потом пошли заброшенные поля, заросшие иван–чаем, волчеягодником и молодым березняком.

Проехали километра два и выбрались на слияние двух дорог. Та шоссейка, по которой они катили, закончилась. С востока на запад, а может наоборот, лежала четырёхполоска, тоже в довольно разбитом состоянии.

Бабка остановила Багги и сама замерла.

— Муры.

— Точно муры? — спросил Короткий.

— Точно. В двух километрах. Три пикапа. Девять человек.

Шило возмутился:

— Совсем оборзели, суки! Прямо у Заозерного уже промышляют! Чё им от нас–то надо, шакалам?!

Короткий подсказал:

— Надо налево, и в Заозёрный. А оттуда вышлют бригаду.

— Точно! — одобрил Шило. — Такого беспредела Заозёрные не потерпят. Накостыляют паскудам, по самое…

Бабка повернула налево и порулила по поперечному шоссе на восток. Примерно через километр, справа пошли сплошь дачные участки. Бабка выматерилась:

— Зажимают, суки! Впереди — группа машин! Странные, какие–то. Едут навстречу. Очень быстро.

— До поворота в дачи успеваем? — спросил Короткий.

— Не знаю!

Машина рванула, прибавив скорости вдвое.

Слева, в полутора километрах, из–за прибрежных зарослей на поле выполз приземистый танк и попер наперерез. Повёл на ходу стволом и плюнул огнём и дымом. Снаряд прошуршал прямо перед капотом и уничтожил ни в чём не повинный садовый домик за дорогой.

Пашка поставил свой пулемёт в боевое положение, покрутил, глядя в прицел.

То, что он увидел впереди, ему очень не понравилось. К ним, по разбитому шоссе, с бешеной скоростью направлялись четыре машины, похожие на надувные лодки. С парой пропеллеров на корме каждая. Черная юбка и белоснежный верх, с обтекаемыми рубками. А уж гул стоял, как от эскадрильи «кукурузников». Катера на воздушной подушке.

— Бабка, что это?

— Твою мать! Внешники!

— Попали! — завыл Шило.

Багги долетела до поворота на дорогу в дачи и юркнула за домики и сады.

Ухнул ещё один танковый снаряд. Полетели комки земли, срубленные осколками сучья и какие–то гнилые доски.

— Твари! **ные! **тутки! И тут перекрыли! — Материлась Бабка.

Скорый поймал в прицел два пикапа, перегородившие дачный проулок. Он хищно усмехнулся и выстрелил шесть раз. Шесть человек умерли.

Подлетели к осиротевшим грузовичкам. На одном стоял, присобаченный на стойку, РПК. А на втором — знакомый Корд. Решение пришло мгновенно.

— Стой! — заорал он Бабке.

Не дождавшись полной остановки, выпрыгнул из багажника и сиганул в кузов пикапа.

— Уходите!… Бабка! Уходи нахрен!

Бабка медлила.

Пашка крутанул корд и выстрелил в землю, рядом с колесом пепелаца.

— Уходи, твою мать! Не тупи!

Багги рванула, выбросив фонтан гравия, и помчалась меж садов.

Пашка развернулся. И вовремя. С шоссейки, поднимая клубы пыли, с самолётным рёвом, скатился катер. Скорый влупил пулю в правый двигатель.

Катер развернуло и бросило на металлический забор. Взлетев на смятом препятствии, как на трамплине, он встал на дыбы и опрокинулся на крышу. Пропеллеры, молотя лопастями, взметнули ошмётки земли и водопроводных труб.

В узкое пространство между дачными заборами протиснулись ещё сразу два катера поменьше. Застрекотали пулемёты. Пули задолбили как кувалды по кузову. Завыбивали высокие фонтаны пыли на дороге.