Город. Штурм Грозного глазами лейтенанта спецназа (1994–1995)

Война войной, но почему-то захотелось есть. Во временной штаб-квартире незадействованные бойцы лениво наблюдали в окна, однако, услышав мое предложение по поводу приема пищи, заметно оживились. Помимо нескольких банок тушенки, которые валялись в рюкзаках, в кладовках нашлось много чего вкусного. Домашние соленья, коробки с китайской лапшой, подсолнечное масло, мука, консервы различные: тушенки, сгущенки, рыба. Удивительно, но многие из консервов были из тех, что предназначены для нас, военных. Откуда они здесь появились, черт его знает. Видно, чеченцы задолго до нас чувствовали, что будет война, и запасались всем подряд — от боеприпасов до говяжьей тушенки. Кипрачев с вытаращенными глазами пришел с кухни и объявил, что в доме есть газ. Он от нечего делать покрутил ручки газовой печки, услышав шипение, с удивлением чиркнул зажигалкой и увидел синие язычки пламени, вырывавшиеся из конфорки. Пока я обходил посты и сидел на крыше с головным дозором, наблюдая в бинокль за мелькавшими в отдалении фигурками боевиков, и вслушивался в звуки боя, Паша развернул бурную деятельность. В огромной кастрюле заварили китайской лапши, щедро заправив ее тушенкой, раскрыли несколько банок с помидорами-огурцами, в другой кастрюле заварили чай. Нашлись и тарелки, и ложки. Похлебав обжигающего варева и попив чая с вареньем, я почувствовал себя на удивление хорошо. Странное дело: совсем неподалеку идет бой, гибнут наши войска, а я тут сижу, жру лапшу и радуюсь тому, что еще живой. Разведчиков, стоявших на постах, сменили на время принятия пищи, бойцы, унюхав аппетитные запахи, оживленно потирали руки и усаживались за настоящий стол. Так как воды было в изобилии, в больших молочных бидонах некоторые даже помыли руки и сполоснули лица. А я, покуривая, начал думать невеселые командирские думы. Надо все-таки узнать, что творится с нашей прорвавшейся колонной, попытаться хоть как-то разведать обстановку. Ничего поделать тут нельзя, надо идти. Впрочем, времени с того момента, как мы покинули Ханкалу, прошло всего несколько часов, а у меня такое впечатление, что мы уже сутки здесь носимся. Надо выждать время, пока стемнеет, и выдвигаться. Хотя место у нас на данный момент совсем неплохое и его можно использовать как опорный пункт, недаром предусмотрительные боевики так его подготовили. Или поступить по-другому — начать вести разведку «на себя». Осмотреться получше, оставить на наиболее выгодных огневых точках прикрытие и начать плясать от дома, как от печки. Высмотреть парочку подходящих объектов для разведки, выдвинуться туда под прикрытием огневых точек. Потом так же обследовать пару маршрутов, если наткнемся на боевиков, будем отходить к дому. Ладно, полезем снова на крышу, осмотримся.

На крыше продувало, но за мешками было вполне неплохо. В один из моментов сквозь дымный чад я заметил огненную вспышку и услышал выстрел. Стреляли явно из танка по нашим войскам. Пришлось переместиться на другой угол крыши и понаблюдать внимательнее. Танк укрыт был очень толково, я даже сперва не понял, что это такое, и только путем логических заключений и при внимательном осмотре догадался, откуда он стреляет. Сектор обстрела был не очень широкий, однако позволял вести огонь прямой наводкой по железнодорожному мосту и немного задевал военный городок летчиков на обратной стороне железной дороги. Боевики выкопали возле старой трансформаторной будки яму с углом наклона, позволяющим туда въехать. Танк загнали туда и обрушили переднюю кирпичную стену. Теперь с воздуха позицию танка было невозможно рассмотреть. Со стороны моста танк, ведущий огонь, можно было засечь только по вспышкам выстрелов. Танк-то я обнаружил, только мне от этого ни тепло ни холодно: как теперь его уничтожить? Наведением огня артиллерии было бы неплохо, да где та артиллерия, долбят куда-то — не пойми куда. Только я про это подумал, сразу же над крышей нашей пятиэтажки прошуршали снаряды и где-то неподалеку рванули. На крышу выполз связист, раскинул проволочную антенну и начал пытаться наладить связь. Чуда не получилось, связи опять не было ни с кем: крики, вопли и неразбериха в эфире. Так как на крыше, по моему мнению, связь была получше, я оставил радиостанцию при себе и отправил связиста за снайпером. Подполз снайпер, расчехлил прицел на своей недавно пристрелянной новенькой СВДшке и начал наблюдать в том направлении, куда я ему указал. Я пристроился рядышком, наблюдая в бинокль. К танку с тыла подбежали два боевика, таща в руках какой-то, по всей видимости, тяжеленный ящик.

— Григорович, мочи их! — зашипел я снайперу. Григорович, по его словам, был охотником и вроде бы дома, где-то на Дальнем Востоке, имел собственное ружьишко, поэтому ему единственному и выпала честь быть снайпером.

— Командир, подождем, сейчас наводчик или заряжающий вылезет снаряды принимать, я его первого попробую, мне видно отсюда чутка башню, по-любому вылезет.