Город солнца

— Классно! — воскликнул он. — Никто из знаменитостей нырять не мог — больно уж они стали старыми, да и жиром заплыли! Они так никогда и не выучились нырять, ведь они только и делали, что вкалывали, хотели стать знаменитостями, а когда уже их перестали узнавать, пошли в ныряльщики. Но уж больно запоздали!

Он, напевая вполголоса «Я дразню тебя, я дразню тебя», обошел столик Теллертона, прыгнул в воду и, работая руками, поплыл, как сумасшедший, наискосок и обратно.

Даже поднявшись вверх по лестнице, он продолжал смеяться. Как прекрасно было смеяться вновь! Обессиленный и какой-то беспомощный от веселья, он, обхватив колени руками, раскачивался взад-вперед.

Между Тимом Теллертоном и Баунти-Джо возникла дружба, безоблачная и уважительная, они развлекали друг друга, перебрасываясь, как мячом, простыми словами. Джо нравились их краткие встречи, у него вошло в обыкновение, стоя возле Теллертона, болтать обо всем, что только приходило в голову. Частенько их беседа напоминала игру, в которой не дозволялось оскорблять другого. Джо пытался веселиться, пытался понравиться Теллертону своими по-детски обезоруживающими репликами. Иногда он бывал раздражителен, а уставая, нырял все лучше и лучше.

Каждый красивый прыжок был своего рода выигрышем по очкам, и Джо засчитывал эти очки им обоим. Беседовать с Теллертоном было все равно? что бросать монету на вращающийся круг для игры в рулетку, в кладезь мечты, и вовсе не для того, чтобы повезло, а в шутку. Ведь с Теллертоном никогда нельзя было ничего предугадать. Старый человек, он выказывал уважение к Джо, он не ныл, не надоедал ему, но мог впасть в ярость буквально из-за пустяка. Его старость была просто ошибочна, непонятна. У Джо когда-то была кошка, шестнадцати лет от отроду, совсем древняя кошка, но, набравшись хоть каплю терпения, можно было заставить ее играть и гоняться кругом за собственным хвостом. Но когда она злилась, приходилось держать ухо востро и остерегаться ее.

Тим Теллертон полагал, что всякий раз, когда они с Джо встречались, оставалось все меньше и меньше возможности помочь юноше, но все же не осмеливался говорить с ним всерьез. Теллертону хотелось сохранить для себя в целости свой утренний ландшафт, свое странствие по траве, прохладную гладь — мир зеленоватой воды и легкость игривых слов. Сохранить всю безоблачность, спокойствие и умиротворенность.

Однажды вечером, когда он шел вдоль берега, рядом с ним внезапно возник Баунти-Джо на своем мотоцикле.

— Привет, алоха! — воскликнул Джо, слезая с мотоцикла, и уже сам повел его дальше.

— На следующей неделе я возьму машину и поеду в Силвер-Спринг, возьму утром, пока нет таких пробок, — сказал он. — Посмотрите-ка на мотоцикл, он заново отлакирован.

Они стали рассматривать большую блестящую машину, мягко катившуюся в руках Джо.

— Машина красива! — похвалил Теллертон.

— Марки «хонда семьдесят один», — пояснил Джо.

— Ты любишь машины?

— Да, люблю!

— А ты знаешь их, знаешь, как они работают?

— Про свою я знаю все, — презрительно ответил Джо.

— Но она не единственная, весь мир полон очаровательных машин, ты бы мог изучать их, создавать свои собственные модели…

— Ты что, опять за свое! — воскликнул Джо. — Создавать! Стать! Я не хочу стать! Я хочу быть! Вы говорите о времени, которое давным-давно миновало, и все эти слова «стать», и «создавать», и «владеть» уже ничегошеньки не значат!

— Ты владеешь мотоциклом, — резко произнес Теллертон.

Остановившись, Джо сказал:

— Посмотрите на мою машину! «Хондой» владеть нельзя. Разве можно владеть ста восьмьюдесятью километрами в час? Быстрота, скорость…это тебе не собственность! Разве ты владеешь гитарой, разве можешь владеть музыкой, ведь это идиотство… Нет, вы все владеете совершенно по-другому!

— Кто — мы?

— Вы, те, кто больно долго продолжает заниматься своим делом! Послушайте теперь, что я скажу. — Понизив голос, Джо терпеливо продолжал: — Вы знаете, что я имею в виду. Вы коллекционируете… коллекционируете… восхищение, и знатные титулы, и более высокую плату за работу, да и вещи — тоже. Ковры, целиком покрывающие пол. То, что сами знамениты! Свою славу! И все время вы только и делаете, что тратите время, жуткую уйму времени.

Тим Теллертон не ответил. Ведя свой мотоцикл, Джо попытался объяснить:

— Всему этому теперь конец, и точка. Тому, что называется амбицией и позицией, — конец! Попытайтесь теперь понять, о чем я говорю: все это больше не годится. Вы сделали мир ужасным, жить в нем нельзя…

Теллертон прервал его:

— Все это мне знакомо. Я слышал это и раньше. Сердце его заколотилось; стараясь идти очень медленно, он попытался взять себя в руки.

— А когда ты ныряешь? Разве ты не гордишься, если тебе сопутствует удача, разве не желаешь, чтобы тобой восхищались?

— Это не одно и то же! — вскричал Джо, — нырять — это другое, нырять для меня — все равно что быть, все равно что жить!.. Просто прыгаешь в воду. Не будьте смешны!