Город Солнца

— Вы меня не заставляете, — сказал он просто. — Я помню, как вы ожидали меня, когда заканчивались школьные занятия, и я смог показать вам аltiрlano.

— Но вы же делали мне одолжение!

— А вы сделаете одолжение мне, если пойдете со мной, — сказал он. — Я хотел бы отправиться вместе с вами туда, куда должен пойти один.

Он не притворялся. Я был так захвачен перспективой совместного похода, что не заметил странного противоречия в его предложении. Он положил конверт на скатерть передо мной.

— Это конверт из вашего сновидения?

Мне это не приходило в голову. Это не был тот конверт; он был размером меньше и желтого цвета — хотя с тем же успехом он мог бы им быть.

Впрочем, это был всего лишь сон.

*12*

Все мои вопросы так и остались без ответа, и я улетел в Майами глубоко убежденный в истинности своих опытов, но не найдя им ни объяснений, ни истолкования.

Да и нужно ли истолковывать? Нашим поведением управляет наше осознание. Осознание основывается на чувственном опыте — на согласии наших органов чувств. Мы зависим от пяти поддающихся определению чувств — или от шести, если считать и чувство интуиции. Почти всю свою взрослую жизнь я провел в работе с измененными аспектами этих чувств, изучая сновидение наяву и обычные механизмы восприятия во мне, упражняя шестое чувство. Я могу «видеть» световые энергии, воспринимать состояние других людей — иногда их прошлое и варианты их будущего, — я могу многое узнавать автоматически, без изучения. Все эти способности являются побочными продуктами особого процесса, открывающего доступ к состоянию, которое можно назвать состоянием сознательного сновидения. Этот процесс можно катализировать ритуалами, но он не зависит от них; этот процесс усиливает приобретенную мудрость и способности, почерпнутые из новых, неведомых ранее областей сознания. На Хуайна Пикчу я безусловно обладал способностью всеведущего восприятия, когда ощущал сразу всеми пятью органами чувств. Могу ли я обозначить такое мультисенсорное восприятие названием «седьмое чувство»? Почему нет?

В джунглях я приобрел способность — если не искусство (я не знаю, могу ли я управлять этой способностью, потому лучше называть ее искусством) — воспринимать абстрактные ситуации, в частности воздействие человечества на окружающую среду, в драматическом, пугающе ярком представлении.

Итак, чему же я научился? На Хуайна Пикчу, возможно, просто тому, что существует мультисенсорное восприятие; оно функционирует в таком состоянии, которое по отношению к сновидению является тем же, чем сновидение — по отношению к бодрствованию. И там был случай с кондорами, жуткое ощущение перехода, переселения себя в чужое тело. Это был классический пример шаманского искусства: человек становится животным силы, обретает другую форму и без вреда для себя передвигается в пределах Природы. Мне это продемонстрировала старуха, с которой я шел снегами, хотя я и не понял смысла. Я вообще с трудом верю тому, что там происходило.

А в джунглях? Зачем интерпретировать то, что говорит само за себя? Мне посчастливилось пережить яркую инсценировку моего пагубного влияния на Землю, пагубной роли всего человеческого рода. Это экологическое послание глубоко потрясло меня и заставило задуматься об истоках этого опыта. Безусловно, он не был продолжением моих занятий или желаний.

На высоте 30000 футов над Землей, приближаясь к Майами, я был вынужден трезво взглянуть на приключение в джунглях и признать, что мое чувство экологической ответственности до сих пор не отличалось яркостью; я никогда не позволял заботам об окружающей среде причинять мне беспокойство.

1 мая на борту самолета.

Но если бы все человечество могло увидеть то, что я видел, и узнать то, что я знаю о нашей Земле, нашем месте обитания на все времена, то разве смогли бы мы продолжать злоупотребления? Если мы все поймем, что эти несчастные семьдесят лет вовсе не конец нашего здесь пребывания, то в наших же эгоистичных интересах будет защитить мир, сохранить его в таком виде, чтобы им можно было пользоваться всегда. Какое имеет значение, что наши мотивы эгоистичны; главное — прекратить истязание. А я действительно знаю, что смерть — это еще не конец.