Город страха

Много щелей в стенах старого здания, и солнце подсматривало, как один человек убивает другого. Подсматривало и не понимало, чего эти людишки делят, чего они враждуют, почему не живут просто, как букашки, как птицы, как цветы. Хотя букашки тоже пожирают друг друга, их жрут лягушки, ящерицы, те же птицы. Птицы тоже дохнут, цветы пожирают коровы, их топчут ноги, рвут под корень человеческие руки, чтобы потом воткнуть в банку с водой, а завтра вышвырнуть на помойку вместе с объедками со стола.

Солнце освещало мир и не понимало, что мир полон вражды, страха и смерти. Оно не знало, что страх царит под его лучами, а с наступлением темноты он становится непреодолимым. Солнце не знало, что оно приносит радость только детям и старикам. Детям, потому что они любят просыпаться, любят радоваться новому дню, который будет нести новые радости, новые открытия, новые забавы. А стариков оно радует потому, что жизнь пока не закончилась…

Глава 3

Посмотреть на Красную скалу Антон отправился утром. Огр бежал рядом, то и дело отлучаясь в кусты. То ли мыши, то ли змеи его интересовали. Ему бы собачьи заботы. Тут другие «мыши» и «змеи». А если уж думать в аллегориях, то змеи ему все чаще встречаются трехглавые. И все как в сказках, одну рубишь, а три вырастают. Нет, он не жаловался, не отчаивался. Он рубил их с ожесточением, он сражался с ними, не щадя себя…

Больно было видеть и знать то, что эти змеи все равно успевали жалить и кусать неповинных людей. Тех, кто не ожидает укуса, подлого нападения, тех, кто верит в полицию, надеется на ее помощь, порядочность, кто еще идет к ним с верой и своими проблемами. Антона коробило, когда он представлял себя на месте такого вот гражданина или гражданки, которые приходят с заявлением, с надеждой на помощь, на справедливость. А потом… проходят дни, недели, месяцы, а остается только горькое понимание, что ты никому не нужен, что никто ничего искать не будет. Ты стоишь и буквально ощущаешь, что своим присутствием, своим существованием мешаешь этим людям в погонах жить и работать. Они ведь такие занятые, а тут ты со своими заявлениями… Век бы этих пострадавших не видеть!

Когда мысли скатывались к этой теме, Антона всегда передергивало, как от холодной воды. Он сразу начинал вспоминать своих коллег, которые идут под пули, потому что хотят искоренить преступность, которые живут ради того, чтобы преступников было меньше на земле. Он знал таких людей, он встречается с ними каждый день, но в стране миллионы людей считают, что в полиции работают только лодыри и мерзавцы. Что именно такие люди и идут туда работать. Точнее не работать… как раз работать они и не умеют. Или умеют, но только на себя. А это уже не полиция…

Деревья то сходились в непроходимую чащу, то разбегались в разные стороны, оставляя чистые светлые лужайки, наполненные солнцем, щебетом птиц и гудением жуков над цветами. Иногда из-под травы выставляли свои замшелые спины древние валуны. Они грелись на солнце и не возражали, если по ним бегали шустрые малахитовые ящерицы или если на них садились бабочки.

Лес жил своей жизнью, где-то рядом текла холодная звонкая река. И никому не было дела до человека с его проблемами, склоками и дележами. Искупаться бы, а то шея уже чешется от паутины и мошкары. Вон и псина не против.

– Эй, псина!

Огр остановился и посмотрел укоризненно. Он вывалил красный язык, подышал коротко порывисто, потом зевнул и снова помчался все нюхать и изучать. Брошенный взгляд Антон расценил как замечание. Ну что ты меня то псиной, то зверюгой зовешь. У меня есть имя, оно мне нравится. Я к нему привык, а все остальное от невоспитанности человека и его безграмотности в отношениях с собакой.

– Все равно ты псина! – крикнул Антон вслед собаке, но в ответ получил только презрительное подергивание спиной.

Антон спорить не стал, а сбежал по тропинке вниз, на еще одну террасу, открылся вид на реку.

Уральские реки все одинаковые, но и все такие разные. Чусовая бурлила и волновалась, обтекая выступ скалы, она злилась и негодовала среди валунов, которые выпирали посреди русла. А потом вдруг русло расширялось, справа расползался плес, и движение реки успокаивалось. Она еще ворчала, но уже не злилась.

А вон справа и Красная скала. Антон остановился. Голая, изрезанная ветрами стена вздымалась из черной бурной воды, выпячивала грудь, держа на голове раскидистые лапы сосен и ветви корявых березок. И грудь скалы в самом деле красная. Не кроваво‑красная, не алая. Тут были десятки оттенков: от бурых полос до ржавых потеков. Совсем оранжевые тона и темно-коричневые складки. Но в целом скала выглядела, пожалуй, красной.

– Эх… твою ж… – послышалось снизу вместе с шорохом посыпавшихся камушков и стуком чего-то металлического.

Антон сбежал вниз еще на несколько метров и увидел женщину в синей куртке с засученными рукавами и толстой сумкой через плечо. Она стояла над опрокинутым велосипедом и потирала коленку. Антон не сразу догадался, что женщина – почтальон.

– У вас все в порядке? – окликнул он, спускаясь на тропу. – На кого ругаетесь…