После восемнадцати дней безделья на пограничном пункте № 23 батальон добровольцев взорвал свой первый склад. Там были тонны героина — в мешках с надписью «Сахар». Подрывники из саперной бригады сперли три мешка героина, и пограничный пункт № 23 неделю вонял блевотиной. Однажды утром одного из этих парней обнаружили повешенным на кране, а героин бесследно исчез из ящиков от снарядов, где его спрятали. Все решили, что это дело рук противника.
Назавтра их послали на фронт. Фронт: каменистое плато в двух часах от границы, в Северной наружной зоне. Они пуляли с полуночи до четырех утра, и когда уходили, земля была вся в гильзах.
В целом всем как-то полегчало. Противника даже не видали в глаза. Изредка откуда-нибудь прилетала пуля и кого-нибудь ранила. Сида задело в висок. Назавтра передовица «Клерньюз» славила подвиг добровольцев.
Решили это дело отметить. В подвале на скорую руку соорудили ринг. Несколько парней смотрели в сети матчи нового бокса. Они знали Сида и его легенду. Сиду пришлось выйти на ринг и продемонстрировать свои таланты. Его провозгласили героем дня, и парни на руках с триумфом понесли его к погранбару, где тринадцатилетние зонщицы делали практически все за несколько символических долларов. К трем часам танцы перешли в оргию, и Сид свалил. Остановился отлить у колючей проволоки, окружавшей Вторую секцию. Столько народу сегодня угощало его выпивкой, что дело грозило затянуться не меньше чем на четверть часа.
— Странная манера заводить друзей, — сказал кто-то за его спиной.
Сид вздрогнул.
— Это ты ради бабок или правда нравится?
— Пошел ты, — ответил Сид.
Он оглянулся, чтобы посмотреть на нахала. Глюк сидел на капоте своей машины. Он методично напивался, глядя куда-то вдаль, где простирались зоны.
— Говорят, здесь Лаборатории где-то неподалеку, — сказал Глюк.
— А вы откуда знаете? — ответил Сид.
— Наверняка брехня, — пробормотал тот, — как и все, что говорят.
— Как и все, что говорят про вас? — спросил Сид, потому что у него не хватало духу вступать в эти опасливые, вполголоса разговоры про таинственные Лаборатории.
— Вываливайте.
— Вы никогда не ходите в девкам. Если вам в руки попадается компьютер, вы становитесь просто гением. Вы самый большой псих из всех, кто здесь есть.
— Я не люблю маленьких девочек, и вы вроде тоже, тем лучше для вас. Я действительно разбираюсь в компьютерах. И если большинство придурков считает кого-то психом, то он, скорее всего, единственный вменяемый человек на всю округу.
Глюк ухватил бутылку и стал пить долгими жадными глотками, как будто это вода. Потом швырнул бутылку за колючую проволоку и снова уставился в дальние огни зон.
— У вас в Лабораториях кто-то есть? — спросил Сид.
— А у вас?
На самом деле между ними уже недели две существовала безмолвная связь. Связь двух мужчин, хранящих молчание, когда вокруг беснуется толпа. И вот их связь внезапно обрела реальность. В ту ночь Сид здорово разговорился. Глюк молчал и подпитывал его откровения водкой. Особо заинтересовала его история с папашей. В конце прошлого века, как и множество других семей, чьи доходы резко упали, старик несколько злоупотребил законом о неограниченных кредитах. После краха 99 года абоненты обнаружили, что их неотъемлемые человеческие права переходят к Министерству взыскания. Их тела подлежали конфискации. Однако эти неплатежеспособные должники сохраняли право расплатиться своими детьми. Оказавшись перед дилеммой, очень немногие главы семейств приносили в жертву себя. Расценки на детей до двенадцати просто зашкаливали.
Отец сдался сам за небольшую сумму.
Уже пятнадцать лет он гнил в Лабораториях.
Что там происходит, никто не знал. Слухи почти не доходили, доходил лишь непроницаемый ужас. Из него невозможно было извлечь никакой информации, как из бурления водоворотов на поверхности, когда под водой идет смертельная схватка. Говорили, что Лаборатории стоят на трех китах: медицинские эксперименты, торговля органами, проституция. Другие говорили, что это просто трудовой лагерь. Говорили экивоками, намеками, скороговоркой…
Слухи.
Одно было известно наверняка: люди поступали в полное распоряжение Лабораторий. Закон вступил в силу в ту же неделю, что и восстановление смертной казни.
Когда Сид досказал свою историю, гелиопрожекторы на границах уже занимались зарей, и несколько солдат из батальона блевали на стоянке. Сид убежал, боясь расхныкаться прямо на капоте машины Глюка. Вернулся на пограничный пункт пешком, один.
Три дня спустя Глюк сказал ему про операцию четвертого числа.
Это было верное дело.
Он дал ему сутки на размышление. Сид согласился не размышляя.
В ночь на четвертое октября он лежал на койке с открытыми глазами и смотрел в потолок, пока не рассвело. Рано утром он встретился с Глюком на паркинге. Всю ночь дул адский ветер, и крана по ту сторону границы не было видно. Они ехали часа два, и ни он, ни Глюк до конца пути не проронили ни слова.