– Я же говорил, он не следит за разговором, – сказал Рафаэль, которому подали кровавое фондю, что ему чрезвычайно понравилось.
– Что ж, это дело Сумеречных Охотников… – начал Магнус, а потом вздохнул, поставив на стол бокал с вином. Вино было довольно крепким; и он начал ощущать легкую слабость. – Ладно, хорошо, я не слушал вас. И, нет, конечно, я не считаю, что…
– Ручная собачонка Охотников, – перебил Мерлион. Он сощурил свои зеленые глаза. У Фейри и колдунов всегда были вроде как непростые отношения. И никто из них особо не любил Сумеречных Охотников, которые были для них общим врагом. Но фейри смотрели свысока на колдунов за их желание творить магию за деньги. В тоже время колдуны презирали фейри за их неспособность лгать, за их закоснелые обычаи, и их склонность раздражать и надоедать примитивным такими мелочами, как кража коров или застывание у них молока.
– А какова причина того, ты хочешь сохранить дружественные отношения с Охотниками, ну кроме того, что один из них твой поклонник?
Люк сильно закашлялся от того, что поперхнулся вином, Джослин похлопала его по спине. Рафаэль просто забавлялся.
– Ты малость отстал, Мерлион, – сказал Магнус. – Никто больше не говорит «поклонник».
– Кроме того, – добавил Люк. – Они расстались.
Он потер руками глаза и вздохнул.
– На самом деле, зачем собирать сейчас сплетни? Не понимаю, причем здесь чьи-то личные отношения.
– Личные отношения при всем, – сказал Рафаэль, вылавливая что-то не очень приятное на вид в своем фондю. – Почему у Охотников вечно эта проблема? Потому что Джонатан Моргенштерн поклялся отомстить вам. Почему он поклялся отомстить? Потому что он ненавидит своего отца и мать. Не в обиду вам, – добавил он, кивая в сторону Джослин. – Но мы все знаем, что это правда.
– Никаких обид, – ответила Джослин, безразличным тоном. – Если бы ни я и Валентин, Себастьяна бы не существовало, во всех смыслах этого слова. Я беру на себя всю ответственность за это.
Люк выглядел грозным.
– Это Валентин превратил его в монстра, – сказал он. – И да, Валентин был Охотником. Но ведь Конклав не одобряет и не поддерживает его или его сына. Они активно воюют с Себастьяном, и они хотят нашей помощи. Все – волки и вампиры, и колдуны, да, и фейри – могут принести пользу, или нанести вред. Одна из целей Договора сказать, что все мы, кто творит добро, или надеется на это, объединены против тех, кто несет зло. Независимо от кровных уз.
Магнус тыкнул своей вилкой в Люка.
– Это, – сказал он, – была прекрасная речь.
Он сделал паузу. Он, определенно, глотал слова. Когда он успел напиться? Обычно, он был намного осторожнее. Он нахмурился.
– Что это за вино? – спросил он.
Мерлион отклонился на своем стуле, скрещивая руки. Когда он отвечал, в глазах у него горел огонек.
– Что, не понравилось вино, колдун?
Джослин медленно поставила свой бокал.
– Когда фейри отвечают вопросом на вопрос, – сказала она, – это обычно плохой знак.
– Джослин, – Люк потянулся рукой, чтобы положить ее ей на запястье.
Он промахнулся.
Он бестолково уставился на свою руку, прежде чем медленно пустить ее на стол.
– Что, – говорил он, отчеканивая каждое слово, – ты сделал, Мерлион?
Рыцарь фейри рассмеялся. Этот звук музыкой отозвался в ушах Магнуса. Колдун начал опускать свой бокал вниз, но понял, что уже уронил его. Вино растеклось по столу, словно кровь. Он глянул вверх на Рафаэля, но тот уже лежал на столе лицом вниз, не двигаясь. Магнус попытался произнести его имя онемевшими губами, но не издал ни звука.
Каким-то образом ему с трудом удалось подняться на ноги. Комната закружилась. Он увидел, как Люк опять осел на свой стул; Джослин поднялась на ноги, но тут же упала на землю, ее стило выпало у нее из рук. Магнус попятился к двери, дотянулся до нее, чтобы открыть…
По другую сторону стояли Омраченные, одетые в красную форму. Их лица ничего не выражали, их руки и горло были в рунах, но Магнус их не знал. Эти руны не были рунами Ангела. Они говорили о разногласии, о демоническом господстве и тьме, о жестокой силе.
Магнус отвернулся от них – а ноги не послушались. Он упал на колени. Перед ним вздымалось что-то белое. Это был Мерлион, в своих снежных доспехах, склонившийся на одно колено, чтобы посмотреть Магнусу в лицо.
– Порожденный демон, – сказал он. – Неужели ты думал, что мы когда-нибудь объединимся с такими, как ты?
Магнус тяжело вздохнул. Мир вокруг мрачнел по краям, как тлеющая фотография, сворачиваясь по сторонам.
– Фейри не лгут, – сказал он.
– Дитя, – сказал Мерлион, и в его голосе почти слышалось сочувствие. – После всех этих лет и не знать, что притворство можно спрятать на видном месте? Ох, по большому счету ты наивен.
Магнус попытался громко запротестовать, он был кем угодно, но только не наивным, но слова не шли. Однако темнота все наступала и уносила прочь.
У Клэри в груди сжималось сердце. Она снова попыталась пошевелить ногами, пнуться, но ее ноги были просто заморожены на месте.