Город у эшафота. За что и как казнили в Петербурге

Впрочем, интенсивность петроградских казней до поры до времени оставалась сравнительно умеренной. Неслучайно после убийства популярного партийного пропагандиста В. Володарского 20 июня 1918 года Ленин писал Григорию Зиновьеву и всему петроградскому руководству: «Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали.

Протестую решительно!

Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда доходит до дела, тормозим революционную энергию масс, вполне правильную.

Это не-воз-мож-но!

Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает».

«Массовидность» террора, однако, требовала определенного повода, а он все никак не представлялся. Петроградский комиссар печати, агитации и пропаганды Николай Николаевич Кузьмин писал 4 июля в газете «Северная коммуна», предупреждая классового врага о возможных действиях власти: «Наши враги кричат, что мы изменили своему обещанию, что мы вводим смертную казнь.

Нет, мы были и остаемся против смертной казни.

Но когда идет война, война беспощадная, нападающей стороной в которой является буржуазия, мы будем защищаться, и защищаться решительно. <…>.

Нам объявлена война, мы ее принимаем и ждем случая перейти в контратаку.

А пока будем набирать заложников».

Первые подступы к контратаке большевики сделали в середине августа: 18 числа этого месяца Совет комиссаров Союза коммун Северной области издал новый декрет о «немедленном расстреле» лиц, замешанных в контрреволюционной деятельности, предоставив право решать их судьбу петроградской ЧК. Это была не пустая декларация: уже три дня спустя в газетах появился список расстрелянных длиной в 21 фамилию. В числе казненных по постановлению губернской ЧК оказались офицеры Василеостровского полка и Михайловского артиллерийского училища, обвиненные в подготовке заговора, а также совершившие должностные преступления сотрудники самой губернской ЧК. «По делу о присвоении денег, отобранных у одного из крестьян при разоружении Ново-Саратовской колонии», расстреляны были и лица вполне революционные — помощник комиссара Обуховского завода Иосиф Михайловский, матросы Никита Леонтьев и Михаил Пуконен.

В числе казненных оказался и Владимир Борисович Перельцвейг, бывший курсант Михайловского училища и близкий друг поэта Леонида Каннегисера. Его вместе с четырьмя товарищами казнили «по делу об агитации среди курсантов Михайловского артиллерийского училища после выступления левых эсэров». Одна фамилия, но именно она сыграла особую роль в запуске машины красного террора. Полную скорость та набрала после того, как 30 августа в Москве Фанни Каплан совершила покушение на Ленина, а в Петрограде Леонидом Каннегисером — из мести за товарища — был застрелен первый глава губернской ЧК Моисей Урицкий.

Уже 1 сентября ВЧК заявила, что «преступная авантюра с.-р., белогвардейцев и всех других лжесоциалистов заставляет нас на преступные замыслы врагов рабочего класса отвечать массовым террором», на следующий день свое заявление принял ВЦИК: «На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов». Следом за тем нарком внутренних дел Григорий Иванович Петровский разослал по регионам жесткий мобилизующий приказ: «Чрезвычайно ничтожное количество серьезных репрессий и массовых расстрелов белогвардейцев и буржуазии со стороны Советов показывает, что, несмотря на постоянные слова о массовом терроре против эсеров, белогвардейцев и буржуазии, этого террора на деле нет.

С таким положением должно быть решительно покончено. Расхлябанности и миндальничанью должен быть немедленно положен конец. Все известные местным Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших попытках сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочно массовый расстрел».

5 сентября 1918 года уже и Совет народных комиссаров РСФСР принял постановление о том, что «при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью»; говорилось также, что «подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам», и что «необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры».

Печатать решили не только сведения о расстрелянных, но и о тех, кто был взят в заложники: несмотря на то что сделать казни публичными в полной мере большевики не решились, некоторый элемент публичности они им все же придали. В тех же целях, что и раньше «в пример и страх другим».