Город в конце времен

Джинни прищурилась на сторожей, заставляя себя увидеть то, чем они являлись на деле: парный набор – у каждого с десяток глаз, расположенных ожерельем на вполне человеческих лицах; губы и щеки выражают незнакомую, странную эмоцию, шея отсутствует, голова покоится на могучем торсе со множеством конечностей, изогнутых определенным образом – но с какой целью, представить невозможно.

Ну и ладно, махнем на это рукой. Ни к чему усугублять безумие лишними вопросами. Просто назовем этих конкретных стражников Комитетом по Встрече при Адских Вратах номер один. Джинни провернулась еще раз и дала имена второй паре: KBAB № 2.

Ага, в этом эксперименте, оказывается, можно получать воспроизводимые результаты. Смотри-ка, научное достижение. Бидвелл бы ею гордился.

Провернувшись еще раз, она обнаружила и KBAB № 3.

Ты так и собираешься вертеться весь день напролет? Давай, Джинни, делай свой выбор. Пусть даже ошибочный.

Это ее внутренний голос, не чужой. Та, другая – ее сестра, – давно затихла. Джинни осталась одна.

Одиночество практически гарантировало неверный выбор – единственное исключение привело ее к зеленому складу. Да и то она попыталась испортить правильное решение, выйдя наружу. Однако сейчас речь идет не о ее выборе. Это сум-бегунки тянутся друг к другу.

Пусть так, но где же остальные? Неужели все еще ищут ее среди мешанины, увлекаемые камнями, будто нетерпеливыми собаками, рвущимися с поводка?

Глава 96

Чем дольше Джебрасси шел вместе с Гентуном и Полибиблом, тем яснее он понимал, что значит жить рядом с великим Эйдолоном – пусть и неполным, а только в виде фрагмента.

Информация из Полибибла хлестала потоком. С каждым новым часом разум Джебрасси заполнялся новыми и существенными наборами фактов или видений из области истории и науки, пока, наконец, его старое сознание не почувствовало себя позабытым-позаброшенным и лишенным всяческого внимания.

Они остановились передохнуть и прикинуть новую диспозицию для штурма Хаоса. Гентун знал, как воздействует эпитом, а посему высказался без обиняков:

– Из вас пробку вышибло.

Эпитом присел на корточки. Со временем его движения стали увереннее, не столь неуклюжими, как раньше, хотя комфорт Разбитой Башни и помощь прислуги, в том числе собственных ипостасей, остался далеко позади. Он потихоньку приобретал личный тип подвижности, своеобразную грацию, которая напомнила Гентуну об ангелине, – впрочем, удивляться не приходится.

– Ах, мои извинения. Впредь постараюсь не быть таким щедрым.

– Да я не возражаю, – тихо сказал Джебрасси, уставившись на игру волнистой ряби на поверхности ближайшего валуна. – Просто нужно время, чтобы со всем разобраться. Подумать о разных новых вещах – и сделать так, чтобы они стали частью меня.

– Молодец, – одобрил Полибибл. – Во время оно философы любили забавляться со своими учениками – или лакеями – в игру из вопросов и ответов. Каждый вопрос, как уверяли философы, пробуждал ранее полученные, но латентные знания, – а порой и врожденные инстинкты. То, что ты сейчас испытываешь, нельзя считать простым заполнением твоего ума потоками, которые якобы из меня хлещут. Напротив, в этом проявляется твое новое качество – точно по расписанию, как я и планировал.

Гентун закатил глаза, потряс головой и спросил:

– Вы заставили нас свернуть с луча маяка. Почему?

– Маяк мы отыщем, – ответил Полибибл. – Он, знаете ли, извращен с давних пор – сразу после исчезновения моей дочери, а затем и Сангмера, который отправился ее разыскивать.

Лицо Джебрасси сморщилось от тревоги и отчаянья.

– Почему?! – Его внутренний голос до сих пор утверждал, что маяк должен быть неприкосновенным – ведь это единственное, что направит к Натарадже, к конечной цели, к причине того, что их вообще создали. – Не может быть! Кому это надо?

Полибибл встретил очевидный гнев своих спутников с отстраненной печалью – достаточно незамысловатая мимика для столь древнего существа. Ответил он не сразу.

– Я сам едва ее помню. Она мое дитя в той же степени, в какой я ее творец.

– Эту историю мы знаем, – сухо заметил Джебрасси.

– У нее много версий, – возразил Полибибл. – Возможно, истина таится где-то в мусоре, который подпирает фундамент Кальпы. Фрагменты воспоминаний, которые мне удалось-таки извлечь, необходимо сравнить с огромным количеством вариантов.

Джебрасси набычился и обошел эпитома кругом, кипя от гнева. Полибибл следил за ним спокойным взглядом, который, впрочем, нельзя было назвать полностью бесстрашным.

– Мои соплеменники там гибнут или еще чего похуже – и зазря, просто так? – прорычал юноша. – Потому что некий Эйдолон что-то запамятовал, а всем остальным плевать?